Владимир Липилин - Крылов

Узнав о действиях и предложениях своих учеников, Крылов не пощадил их нарукавные адмиральские шевроны: «А вы речь главы нашего правительства слышали?.. У нас имеются золотые мастера на все руки, поручите им сегодня это дело, и вам через три дня доложат об исполнении работы… Немедленно чинить старый батопорт!»

«В моей памяти, — вспоминал Шиманский, — особенно запечатлелся следующий, хотя и мелкий, но весьма характерный случай из консультативной деятельности Алексея Николаевича этого периода (30-е годы. — В. Л.). Во время одной из встреч с Алексеем Николаевичем я между прочим сказал, что органы технической безопасности требуют снабжать концы воздушных трубок из цистерн с жидким горючим устройством, предохраняющим проникновение пламени, настаивая при этом на использовании для этой цели запатентованной конструкции, с солидной оплатой ее изобретателю. Спустя несколько дней Алексей Николаевич со словами: «Вот что вам нужно» — кладет на стол какой-то блестящий круглый комочек, который оказался появившейся в то время в продаже обыкновенной металлической губкой для чистки кухонной посуды. Такая губка, будучи вложенной в конец воздушной трубки, задерживает проникновение в нее пламени не хуже, чем сложная запатентованная конструкция».

В 1929 году Крылов опубликовал статью, одно название которой вызывает у человека удивление необычностью для творчества ученого: «О распространении электрического тока по кабелю». Первыми и, конечно, самыми благодарными читателями этой статьи стали… электротехники, запутавшиеся в объяснении основного стержня своей работы, недаром, видно, академик Вологдин, то ли в шутку, то ли всерьез, признавался: «Вето жизнь занимаюсь электричеством, но что оно такое, воздержусь определять».

«Шутили» всерьез гении и до Крылова и Вологдина. Например, Чебышев написал статью «О кройке платья», а Жуковский «Об ударе в водопроводном кране». Нет нужды замечать, что эти «шутки всерьез» ответили на важные принципиальные вопросы науки и практики.

Тогда же, в один из поздних октябрьских вечеров 1929 года, почти напротив дома на невской набережной Васильевского острова, где с недавних пор стал жить Крылов, пристал катер… Ну, катер как катер, чего же в том особенного — в том районе Нева и широка и глубока для маневра, так что и океанским судам швартоваться незазорно.

Конечно, это так, но одно дело океанский лайнер и совсем другое — тот катер. Он сиял какой-то невероятной прибранностью, его медные части горели такой на-драенностью, что казалось, будто весь корпус катера источает радужный свет. В потоках этого света полоскался флаг с тремя звездами, что означало пребывание па борту катера самого командующего флотом. Впрочем, после швартовки сияющего, как каска пожарного, катера _ ни на нем самом, ни вокруг на набережной не было видно моряков.

Через некоторое время с борта катера легко сошел военный моряк и, ничем пе выдавая в себе морского волка, направился по площади к «дому русских академиков».

Это и был сам комфлота флагман второго ранга Галлер, дореволюционный морской офицер из обрусевшей с петровских времен немецкой семьи, безоговорочно перешедший в октябре 1917 года вместе с командуемым им крейсером на сторону восставших.

На звонок комфлота дверь открыл сам хозяин.

— Позвольте, Алексей Николаевич?

— Рад видеть, Лев Михайлович, прошу!

Гость и хозяин, поздоровавшись в просторной прихожей, прошли в кабинет, напоминавший одновременно и библиотеку и штурманскую рубку из-за стоящих там и тут морских приборов, изобретенных Крыловым.

Сидя в глубоких кожаных креслах, как водится, повспоминали старину-матушку и одного моряка из нее, в известной степени предшественника гостя, вице-адмирала Эссена… Разве мог о нем не вспомнить Крылов: «Воеводский, будучи морским министром, образовал под личным своим председательством многолюдную (более 30 человек) комиссию из начальников частей и учреждений для выработки нового «Наказа» по управлению Морским министерством.

Заседания этой комиссии происходили в кабинете министра, тянулись часа по четыре еженедельно, при мне в течение 18 месяцев. Я был на первом заседании, увидал, что ничего путного не будет, ходить перестал; но как-то мне было дано знать, чтобы на ближайшем заседании я присутствовал, и я не пожалел, ибо командующий Балтфлотом вице-адмирал Н.О. фон Эссен учинил скандал, ставший известным всему флоту. Н. О. фои Эссен, наслушавшись бесплодных речей, попросил слова.

— Ваше высокопревосходительство, ничего путного из ваших проектов не выйдет, пока вместо настоящих людей будет такая дрянь, как все ваши чиновники.

— Но, Николай Оттович, среди присутствующих…

— Да я, ваше превосходительство, говорю не только о тех, у которых узкие погоны на плечах (гражданские чины), а и о тех, которые носят широкие погоны (генералы и военные чины).

Под общий хохот Воеводский закрыл заседание, опасаясь, что Эссен, годами не сходивший с палубы кораблей, прибегнет к более сильным, «палубным» выражениям.

Примерно через год получаю повестку, что в комиссии по «Наказу» будет рассматриваться вопрос об организации Морского технического комитета. Само собой разумеется, что на это заседание я пошел, захватив и петровский «Устав морской».

Место за столом мне было оставлено рядом с Воеводским по левую руку. Открывается заседание, читается проект об организации кораблестроения и в числе статей такая: «Главный инспектор кораблестроения одновременно есть и председатель Морского технического комитета». Обыкновенно, что и было вполне правильно, председателем Морского технического комитета назначался адмирал, а не один из главных инспекторов, чтобы не имел преимущественного права сравнительно с другими главными инспекторами…

Все члены комиссии высказались за включение этой статьи; тогда, попросив слова, я открыл Морской устав Петра, показал статью, кажется, третьей книги Воеводскому н прочел: «Аще кто девицу изнасильничает, да сказнен будет смертию». За этой! статьей следует такое толкование: «При суждении о сих делах судья должен поступать с великим рассуждением: где и когда сие учинено, кричала она или не кричала, есть ли у нее ссадины или кровоподтеки, когда она на то жалобу принесла, тотчас же или промедлив день или два… тогда часто по всему видимому видно бывает, что и она к тому немалую охоту имела. Некоторые права полагают, что публичная девка изнасилована быть не может, но сие неправильно, ибо насилие всегда есть насилие и надо на самое дело и обстоятельства смотреть невзирая на персону, над коею учинено».

— Вот слова великого основателя флота и великого законодателя; даже при суждении о таком паскудстве надо не взирать на персону, а здесь при суждении «о добром флота управлении» вносится персональная статья. Я в данный момент совмещаю обе должности по выбору вашего высокопревосходительства в силу особых обстоятельств до тех пор, пока вам угодно будет признавать это необходимым; но если ввести проектируемую статью в «Наказ», то в будущем всякий будет вправе сказать: «Вот Крылов-то сидел в комиссии по «Наказу» рядом с морским министром да для себя статью и сочинил» — надо на самое дело и обстоятельства смотреть, невзирая на персону.