Шарль Голль - Военные мемуары. Единство, 1942–1944

Но из-за этой отдаленности особенно необходим бывает в определенные моменты живой контакт с людьми и обстановкой. И я старался установить возможно лучший контакт, увидеть воочию, что делается на местах. За пятнадцать месяцев моего пребывания в Алжире я, помимо собраний и официальных церемоний, происходивших в нашей столице, сто дней провел в разъездах. В Алжире я посещал города и селения, инспектировал войска, корабли, эскадрильи. Четыре раза ездил в Марокко, три раза — в Тунис. Один раз был в Ливии. Совершил большую поездку по Черной Африке, объехав всю ее территорию. Трижды пересек Корсику. Три раза был в Италии, на фронтах действия наших вооруженных сил. Во время высадки союзников в Нормандии отправился в Англию, а оттуда во Францию, в Байё. Некоторое время спустя состоялось первое мое посещение Соединенных Штатов и Канады. Эти поездки вливали в меня бодрость. Как утомляют люди, когда видишь вблизи их честолюбие и интриги, и как они хороши в борьбе за великое дело!

По природной склонности, да и по требованиям долга моя личная жизнь очень проста. Для своей резиденции я выбрал виллу «Оливье», где поселился с женой, приехавшей ко мне, и дочерью Анной, здоровье которой по-прежнему нас тревожило; а вскоре к нам присоединилась вторая дочь, Элизабет, вернувшаяся из Оксфорда, — в Алижре она поступила на службу в отдел обзоров иностранной прессы. Филипп по-прежнему плавал и воевал в Ла-Манше и в Атлантическом океане.

Вечером я старался побыть в одиночестве на своей вилле, поработать над речами, с которыми мне постоянно приходилось выступать. Но зачастую у нас бывали приемы. Навещали нас иностранцы и французы, и нам доставляло удовольствие видеть их за своим столом — правда, меню этих трапез было весьма скромным, так как все мы должны были жить на пайке. Случалось, что мы проводили воскресенья в маленьком домике в Кабилии. Изредка мы получали вести от родных. Моему брату Ксавье удалось найти себе убежище в Нионе, откуда он присылал нам полезные сведения; его дочь Женевьева попала в руки врага вместе с другими руководителями группы «Дефанс де ла Франс» и была отправлена в Равенсбрюк; его старший сын сражался в Италии. Моя сестра, жена Альфреда Кайо, была арестована гестапо, год пробыла в тюрьме Фрэн, а оттуда ее угнали в Германию; ее мужа — старика шестидесяти семи лет отправили в Бухенвальд; один из их сыновей, Шарль, офицер егерского полка, пал на поле брани, сражаясь за Францию. Трое остальных сыновей переправились через море и вступили в наши вооруженные силы. Так же поступили и три сына моего брата Жака. А его самого, немощного паралитика, спас от немецкой полиции аббат Пьер и его помощники, которые на руках перенесли его через швейцарскую границу. За моим братом Пьером немцы установили слежку. В 1943 его арестовали и отправили в Эйзенбергский концлагерь. Его жена и пятеро детей, к которым присоединилась дочь расстрелянного участника Сопротивления, пешком перешли через Пиренеи в Испанию, а оттуда пробрались в Марокко. В семействе Вандру братья и сестра моей жены тоже выбрали путь служения правому делу. Во Франции и в Африке все наши родственники и друзья рисковали ради него своей жизнью. Среди многих примеров мужества подымают мой дух и образы моих близких. Я всегда вспоминаю о них, если бремя мое становится чрезмерно тяжким.

Правда, часть этого бремени падает на моих министров. Прежде наша организация была гораздо меньше и все руководство ею сосредоточивалось в моих руках, а ныне, когда она все разрастается, надо прибегать к распределению власти. Среди национальных комиссаров, разумеется, есть и соперничество и центробежные настроения. Но, в общем, вокруг меня собралась довольно дисциплинированная группа; в ней каждый имеет свою долю власти и свою долю ответственности.

Каждый и действует по-своему. Анри Кэй, на которого возложены обязанности председателя межминистерских комиссий, неизменно проявляет здравый смысл и осторожность — качество и врожденное и благоприобретенное в результате большого опыта, недаром же он в Третьей республике двенадцать раз входил в состав правительства. Рене Массигли — блестящий деятель, изобретательный, искушенный в тонкостях дипломатии; он трудится над восстановлением нашей сети международных отношений, разорванной событиями. Пьер Мендес-Франс, обладающий светлым умом и твердой волей, разрешает, казалось бы, неразрешимые в Алжире вопросы наших финансов. Рене Мейер, наделенный многосторонними способностями, умеет добиться максимальной работы транспорта — железнодорожных линий, шоссейных дорог и портов Северной Африки. Андре Ле Трокер, ворчливый и великодушный, стал первым слугой армии, которой он управляет. Андре Филипу вечно приходится сдерживать поток своих идей, которые так и брызжут у него, и сдерживать приступы дурного настроения Консультативной ассамблеи. Жану Моннэ нелегко играть на широкой клавиатуре решений и отношений, добиваясь от наших американских союзников своевременного оказания обещанной нам помощи. Миролюбивый Анри Боннэ старается погасить распри между группами, которые уже оспаривают друг у друга различные технические средства для организации информации. Очень много дела у Франсуа де Мантона, Эмманюэля д’Астье, Рене Капитана и Анри Френэ, в ведении которых находятся департаменты юстиции, внутренних дел, народного просвещения, управление по делам военнопленных, они должны подготовить мероприятия, которые Франции предстоит завтра осуществить; все они соревнуются между собой в усердии и преисполнены новаторскими устремлениями. Фернан Гренье и Франсуа Бийу, один резкий, другой гибкий, оба способные, деятельные, делят свое внимание между своими постами (у первого — авиация, у второго — государственный комиссариат) и своей партией, которая извне наблюдает за их действиями. Что касается министров, окружавших меня со времени «Свободной Франции» — Жоржа Катру, привыкшего вести большие дела, Рено Плевена, Андре Дьетельма, Адриена Тиксье, — они мои испытанные соратники и уже четыре года в тяжелых условиях, не боясь никаких трудностей, с неизменным рвением ведут свою работу, ведая делами мусульман, вопросами колоний, вопросами промышленного производства и вопросами труда.

Все министры, каково бы ни было их происхождение, взгляды, их личные качества, смело присоединились к Шарлю де Голлю и делили с ним ответственность. Заслуги их бесспорны, тем более что наш административный аппарат сколочен из разрозненных частей и кусочков, но при всех его упущениях люди там тоже самоотверженно трудятся, выполняя свои обязанности. И хотя предстоящее восстановление страны порождает у них избыток планов и проектов будущего, нельзя не отдать должного их уму и горячему усердию в работе. Если и в кабинетах алжирского правительства, и в Консультативной ассамблее, и на наших собраниях люди выдвигают всяческие прожекты перестройки Франции и всего мира, свое непосредственное дело каждый выполняет добросовестно и за скромное вознаграждение. Столпами наших учреждений и образцом для других могли служить в комиссариате по иностранным делам такие чиновники, как Юбер Герен, Шовель, Альфан, Парис; в комиссариате внутренних дел — Шевре; в комиссариате финансов — Грег, Гиндей, Леруа-Болье; в комиссариате колоний — Лоранси; в комиссариате транспорта — Андуз-Фери; в главном казначействе — Постэль-Виней; такие начальники штабов, как Лейе — в комиссариате военных дел; Лемонье — в комиссариате морских дел; Буска — в комиссариате авиации. Надо сказать, что в конечном счете все нити сходились ко мне, и я не мог не знать, насколько наши возможности были ограничены. Но если в политике нужна пружина, которая толкает вперед, то ею как раз и является искусство использовать все возможности.