Моя Америка - Шерман Адамс

Подкупить полицейских было очень легко. Обычная цена — два доллара, но она зависела и от того, как шла торговля мороженым. В жаркий день в хорошем месте можно было потратить от 3 до 10 долларов на полицейского. Они ездили на патрульных машинах и, когда видели толпу возле моей тележки с мороженым, брали с меня 20 долларов. Существовал риск, что придется повторно давать взятку, если через некоторое время появится еще одна полицейская машина, но с этим риском приходилось мириться.

Однажды я продавал мороженое около входа в Центральный парк. Двое полицейских подъехали ко мне на зеленой патрульной машине. Водитель выглянул и сказал:

—      Здесь ты не имеешь право продавать, ты ведь знаешь это?

—      Да, конечно, — ответил я. — Но сегодня так жарко, что я приготовил для вас кое-что особенное!

Я нагнулся и достал два мороженых. В их обертки были заложены долларовые бумажки. Полицейские попробовали бесплатного мороженого, и один из них, подмигнув другому, сказал, обращаясь ко мне:

—      В этом мороженом не хватает сахара!

Мне не оставалось ничего другого, как нагнуться и достать особое земляничное, в которое я упрятал десятидолларовые купюры. Полицейский, сидевший ближе ко мне, снял обертку, и десять долларов упали ему на колени. Он лизнул мороженое и заметил, что это намного вкуснее. После чего машина со стражами порядка уехала.

В следующий раз я продавал мороженое на баскетбольном матче. Подъехала полицейская машина. Толстый белый полицейский стал цитировать закон о том, что продажа мороженого на территории парков запрещена, а также рассказывать, как полицейскому чертовски трудно содержать семью. Я понял, что должен дать ему взятку по высшей таксе, так как он был старшим констеблем. Я протянул ему свою лицензию на уличную торговлю, которую приобрел в городском муниципалитете. Но в США закон говорит одно, а «стражи закона» делают другое. Когда он развернул лицензию, ему на колени упали две десятки и одна пятерка. Констебль вернул лицензию и уехал, оставив меня в покое.

На взятки уходило много денег. Я уплачивал разным полицейским от 35 до 70 долларов в неделю, а мне оставалось от 60 до 80 долларов. Кроме того, я поддерживал отличные контакты с полицейским в штатском, который занимался взысканием неуплаченных штрафов и счетов в моем районе. Он всегда предупреждал меня, когда сумма неуплаченных штрафов становилась слишком большой, и я рисковал оказаться за решеткой. Это стоило мне всего пятерку. В США такие отношения называются «честной коррупцией».

...Я вез свою тележку по Центральному парку. Большой грузовик с подъемным краном остановился около меня и выскочивший молодой полицейский сказал:

—      Ты арестован!

—      За что? — поинтересовался я.

—      За то, что продавал мороженое в общественном месте!

Мы стояли посреди улицы, и машины были вынуждены объезжать нас справа и слева. Я показал на закрытую на замок тележку и сказал:

—      Как я мог продавать мороженое, если моя тележка закрыта?

Затем я протянул ему лицензию, в которую положил 25 долларов.

Это был мой последний шанс не угодить в тюрьму. Он вернул мне лицензию вместе с деньгами, записал мои фамилию и адрес, а затем сказал:

—      Мы делаем здесь большую облаву. Комиссар получил большое количество жалоб из высших кругов, и мы вынуждены забирать всех уличных торговцев, которые нам попадаются.

Это означало, что корпорация «Гуд хьюмор» потребовала от полиции предотвратить конкуренцию посторонних уличных торговцев.

Меня хотели посадить в грузовик, но, так как там не оказалось места, молодой полицейский взял мои документы и сказал, что я должен сам тащить свою тележку в полицейский участок и прибыть туда не позднее 13.30, чтобы успеть на суд. «Черт меня подери, — подумал я, — если я потащу тележку в участок». И продолжал двигаться к Гарлему, продавая по дороге мороженое. В тот момент, когда я переходил последний перекресток на пути к безопасности, ко мне подъехала та же самая машина. У молодого полицейского было разъяренное лицо. Он выпрыгнул из машины и закричал:

—      По-моему, я сказал тебе, что ты арестован!

Негры на скамейках стали обращать на нас внимание и подходить к нам. Пожилая негритянка закричала:

—      Почему вы не арестуете руководителей мафии, вместо того чтобы ловить честных торговцев?

—      Отпустите этого негра и ловите торговцев героином! — потребовал другой негр.

Люди обступили мою тележку. Из толпы опять донеслось:

—      Отпустите негра, он каждый день продает здесь мороженое и честно зарабатывает свои деньги!

Белый полицейский объяснил, что я его заключенный, и повел меня пешком в полицейский участок. Там стояли тележки с мороженым, земляными орехами и горячими сосисками. Полицейские арестовали также пожилого грека, продававшего кукурузные хлопья с мотороллера, и старика-еврея, продававшего земляные орехи со своей конной повозки. В участке не было видно и тени гангстеров или торговцев наркотиками. Только масса бедолаг, болтавших на наречиях своих родных стран. Большинство из них очень плохо говорили по-английски. Тридцать-сорок лет назад эти несчастные приехали в США и впряглись в тележки. Они недалеко ушли в «стране неограниченных возможностей».

Начальник полицейского участка был измучен.

—      Чертово дерьмо! — орал он. — Нас здесь пятьдесят человек в районе с самой высокой преступностью в мире, а они звонят из муниципалитета и требуют, чтобы я арестовывал каждого мороженщика. Я целыми днями ничем больше не занимаюсь!

Нас погрузили в шесть больших машин и повезли с ревущими сиренами по улицам Нью-Йорка, словно самых ужасных гангстеров. На 50-й улице нас загнали в огромную камеру, в которой мы должны были дожидаться, пока нас не повезут в суд. Время было около двенадцати.

Всю вторую половину дня сюда продолжали доставлять уличных торговцев со всего Манхэттена. Вскоре нас собралось сто пятьдесят человек, из которых я был единственным черным. В ожидании дальнейшей транспортировки я достал речь Фиделя Кастро в английском переводе и стал читать. Это была двухчасовая речь, с которой Фидель выступил в Гаване, и я перечитывал раз за разом, что он сказал о кубинской революции, расизме, коррупции и империализме. То, что я прочел тогда в грязной камере на 50-й улице, имело огромное значение для моих политических убеждений. Тогда же я поклялся себе никогда больше не давать взяток полицейским.

Часов в пять нас сковали цепью, как опаснейших гангстеров, и повезли в суд на Сентер-стрит. Там множество людей ждали своего приговора. Чернокожий надзиратель с животом, свисавшим над поясом брюк, выкрикивал