Наталья Михайлова - Василий Львович Пушкин

Когда мы говорим о возможном пародийном сопоставлении рассказчика и автора «Опасного соседа» с Давидом и Горацием, то нужно вспомнить о том, что Давид и Гораций были не только поэтами, но и воинами. О прославленном подвиге Давида, поразившего из пращи исполина Голиафа, писал А. С. Пушкин:

Певец Давид был ростом мал,Но повалил же Голиафа… (II, 318).

А вот Гораций в оде «К Помпею Вару» сам признался в своей трусости в битве при Филиппах, где он бежал с поля боя. «Бессмертный трус Гораций» — так называет римского поэта А. С. Пушкин в послании к дяде. И рассказчик «Опасного соседа» не участвовал в сражении Буянова, но «единственно в ногах искал себе спасенья» и, поспешно покинув поле брани, из борделя убежал. Автор же поэмы Василий Львович, также не отличаясь храбростью в житейских и военных баталиях, в которых ему не приходилось принимать участия, был зато заслуженным литературным бойцом, смело вступался за своих соратников и своего литературного вождя Н. М. Карамзина. В «Опасном соседе» он поражал противников оружием смеха. Житейская трусость и литературная отвага — как видим, и здесь дает о себе знать антитеза, о которой писал К. Н. Батюшков. Любопытно, что с Давидом сравнивает В. Л. Пушкина (правда, иронически) И. И. Дмитриев в письме П. А. Вяземскому от 7 октября 1818 года:

«Историографа (Н. М. Карамзина. — Н. М.) берется защищать один только Василий Львович своим бильбоке, яко Давид своею пращею!!! Все прочие други и приверженцы прижались к своим творениям. Слава и честь безкорыстному, усердному рыцарю!»[325]

Без всякого сомнения, В. Л. Пушкин — Давид в «Опасном соседе» — одержал славную победу. Защищая Н. М. Карамзина и карамзинистов, он перешел в решительное наступление и сразил наповал А. С. Шишкова и шишковистов, по меткому выражению К. Н. Батюшкова, «удивительно смешно отделал» их. Как ему это удалось? Конечно, об этом надо сказать подробнее.

4. Двоица, диво и славянская рецензия

В начале «Опасного соседа» В. Л. Пушкин изображает стремительный бег пары рысаков, запряженных в обшивни, по московским улицам:

Мы сели в обшивни, покрытые ковром,И пристяжная вмиг свернулася кольцом.Извозчик ухарский, любуясь рысаками,«Ну! — свистнул, — Соколы! отдернем с господами».Пустился дым густой из пламенных ноздрейПо улицам как вихрь несущихся коней;Кузнецкий мост, и вал, Арбат и ПоварскаяДивились двоице, на бег ее взирая…

Казалось бы, при чем здесь шишковисты? Но слово уже сказано. И слово это — «двоица». Пара рысаков, «подтибренных» Буяновым у Пахома, названа славянизмом, заимствованным у поэта-шишковиста С. А. Ширинского-Шихматова. Слово, непринужденно и вроде бы совсем не нарочно включенное в стремительное повествование, становится поводом для своего рода лирического, или, вернее, иронического, отступления — обращения к тому, кто это слово позволил себе написать в стихотворном тексте:

Позволь, Варяго-Росс, угрюмый наш Певец,Славянофилов кум, взять слово в образец.Досель в невежестве коснея, утопая,Мы, парой двоицу по-русски называя,Писали для того, чтоб понимали нас.Ну, к черту ум и вкус; пишите в добрый час!

Злополучная «двоица коней» — из стихотворения С. А. Ширинского-Шихматова «Возвращение в отечество любезного моего брата князя Павла Александровича из пятилетнего морского похода, в течение которого плавал он на многих морях, начиная от Балтики до Архипелага, видел многие европейские земли и, наконец, из Тулона сухим путем через Париж возвратился в Россию». Оно было напечатано отдельным изданием в Петербурге в 1810 году и вызвало насмешливую критику М. Т. Каченовского. В 19-м номере журнала «Вестник Европы» за 1810 год по поводу «резвой двоицы коней» критик заметил: «Хорошо, что приезжий гость скакал не на тройке»[326]. Будем, однако, справедливы и, признавая неудачным осмеянное словосочетание С. А. Ширинского-Шихматова, согласимся с В. К. Кюхельбекером, которому, по его собственному признанию, «удалось восхищаться прекрасным описанием коней, находящимся в сем послании и не уступающим ни одному из известных, хваленых»[327]. Последуем примеру В. К. Кюхельбекера, переписавшего стихи С. А. Ширинского-Шихматова в свой дневник, и также приведем их на страницах нашей книги:

Но кто там мчится в колесницеНа резвой двоице коней,И вся их мощь в его деснице?Из конских дышащих ноздрейКлубится дым и пышет пламень,И пена на устах кипит;Летит земля и хрупкий камень,И пыль виется до небес;Играют гривы их густые,Мелькают сбруи золотые,Лучи катящихся колес[328].

В самом деле — замечательно. Сколько энергии, сколько движения! Правда, пена на устах, уста у лошадей — это как-то не очень. Но зато — летящая из-под копыт земля, столбы пыли до небес, мелькание золотой сбруи и особенно выразительно — «лучи катящихся колес». Прекрасно!

Если внимательно присмотреться, то, быть может, описание мчащихся рысаков в «Опасном соседе» появилось не без влияния стихов С. А. Ширинского-Шихматова. Сравним:

Пустился дым густой из пламенных ноздрейПо улицам как вихрь несущихся коней.

Даже рифма «ноздрей — коней» у двух поэтов одна и та же.

В. Л. Пушкин просто уничтожил А. А. Шаховского, заставив девок в борделе читать его нашумевшую комедию «Новый Стерн»:

Две гостьи дюжие смеялись, рассуждалиИ «Стерна нового» как диво величали.(«Прямой талант везде защитников найдет!»)

В 1807–1815 годах А. А. Шаховской сочинял ирои-комическую поэму «Расхищенные шубы», где нападал на карамзинистов, пародийно цитировал стихи В. Л. Пушкина из посланий к В. А. Жуковскому и Д. В. Дашкову. Но его набеги не шли ни в какое сравнение с «Опасным соседом». У В. Л. Пушкина — всего одна фраза, но ведь какая убийственная! Талант А. А. Шаховского по достоинству оценен, и где? В борделе! Острота Василия Львовича стала крылатой. «Прямой талант везде защитников найдет» — эти слова повторяли беспрестанно. Правда, злые языки распространяли слух о том, что их сочинил не В. Л. Пушкин, а В. А. Жуковский[329], но это не так. А. А. Шаховской пытался обороняться от автора «Опасного соседа» шуткой. «Ну, не несчастье ли мое? — говорил он. — Человек первый раз, отродясь, сказал остроту — и то на мой счет»[330]. Слова А. А. Шаховского дошли до нас и в иной редакции: «Надо же мое несчастье, что раз удалось бздуну перднуть — и то на мой счет»[331]. Фу, гадость какая! Но и она свидетельствует о том, что очень уж был раздосадован А. А. Шаховской, так раздосадован, что даже не смог свою досаду скрыть, не сумел достойно и остроумно ответить на больно задевшую его остроту Василия Львовича.