Геннадий Трошев - Чеченский рецидив. Записки командующего

Был приятно удивлен, что штурмовик оснащен аппаратурой, позволяющей пилоту видеть даже табличку с названием улицы в городе. А по живучести машина сравнима разве что с танком. Можем же делать великолепную боевую технику!

«Вы не знаете, какие лежат у нас под сукном фантастические разработки, для реализации которых просто нет денег», — честно признались гении русского авиастроения.

В свою очередь, и я поделился своей болью. Речь пошла о «рабочих лошадках войны» — вертолетах.

Более половины авиационной техники ОГВ давно уже выработало межремонтный и назначенный ресурс и эксплуатируется только благодаря продлению ее срока специалистами Министерства авиационной промышленности и НИИ МО. Семьдесят пять процентов двигателей находятся в таком же состоянии. Войскам не до технических новинок: лишь бы винтокрылые машины перенесли их в район выполнения боевой задачи. А вертолетчики и рады бы, но зачастую не могут. Чтобы подняться в воздух, не хватает самого необходимого: лопастей несущего винта, главных и хвостовых редукторов, генераторов и автоматов перекоса лопастей…

Во многом из-за физической изношенности Ми-24 и Ми-8, в основном применяемые в этом районе, не в состоянии совершить противоракетный маневр и становятся легкой добычей для переносных зенитно-ракетных комплексов.

Мне запомнился разговор со старшим летчиком отдельного транспортно-боевого вертолетного полка майором Александром Дзюбой (впоследствии он стал Героем России):

— Вертолетчиков-северокавказцев, товарищ командующий, в авиачастях других военных округов иначе как «божественным ветром» (камикадзе) не называют, — горько пошутил Александр Иванович. — И ведь правда: чем мы отличаемся от японских камикадзе, летавших таранить американские авианосцы в 40-х годах XX века? Поднимаешься в воздух и отгоняешь от себя мысли о том, что родная «восьмерка» может запросто развалиться в небе. При такой интенсивной эксплуатации наша эскадрилья если и протянет, то максимум год…

Что было ответить асу? Что производители боевых машин тоже едва сводят концы с концами? Но ведь это стыдливая полуправда.

Та же статистика свидетельствует: компания «Рособоронэкспорт» по итогам работы в 2001 году по праву вошла в десятку крупнейших мировых экспортеров вооружений, заработав на военных поставках 4,4 миллиарда долларов. Алжир получил ракетные системы для своего военно-морского флота, Греция — противотанковые системы. Китай приобрел 40 истребителей Су-ЗОМК и 8 подводных лодок. Колумбийские государственные символы нанесены на 6 вертолетах Ми-17. «Миль» также построил 6 Ми-35 для чешской армии. Индия купила субмарины и ракеты. Индонезию снабдили автоматами Калашникова и вертолетами, Малайзию — ракетами «Игла», Мьянму — истребителями МиГ-29. Нигерия посчитала необходимым приобрести у России 9 вертолетов Ми-35. Судан закупил 12 истребителей МиГ-29, Пакистан — 12 транспортных вертолетов Ми-17, Йемен — 14 истребителей МиГ-29…

А в зоне проведения контртеррористической операции только за 2001 год 20 вертолетов получили различные повреждения от огневого воздействия с земли. Десять крылатых машин (восемь Ми-8, один Ми-24 и один Ми-26) пополнили по различным причинам список безвозвратных потерь.

Впрочем, итоги технического перевооружения мотострелковых воинских частей и подразделений в ходе военной реформы тоже, мягко говоря, не вызывают особого восторга. СКВО остался со своей старой, измотанной еще в «первую Чечню» боевой техникой. Хотя иногда российские оборонщики преподносили войскам приятные сюрпризы. Нижегородские автомобилестроители порадовали своим ответом на американский автовездеход «Хаммер» — в Чечне проводились испытания аналогичной машины «Водник».

и вертолеты, просто незаменимо. Так оценили ковровский пистолет-пулемет солдаты и офицеры.

Но при личной встрече на мою просьбу продолжить оружейное «меценатство» представитель завода лишь грустно улыбнулся: больше просто не можем. Если бы поступил госзаказ, ответил он, тогда другое дело. Но заказы, увы, не поступают, хотя даже в минимальной партии себестоимость одного «Каштана» не превысила бы двухсот долларов.

Неужели жизнь вертолетчиков и танкистов стоит меньше указанной суммы?!

Вот и воюем тем, что изобретено три-четыре десятка лет назад.

А вот террористы мыслят иначе. Готовясь к той или иной боевой операции, они до мелочей обдумывают свою экипировку, капризно подбирают необходимое оружие. И деньги при этом для них значения не имеют.

В той же банде, прорвавшейся на территорию Северной Осетии из Грузии, оснащение боевиков было на высоком уровне. Да, оружие осталось армейским: автоматы Калашникова, снайперские винтовки Драгунова, переносные зенитно-ракетные комплексы «Игла-2». А вот экипировке боевиков наши армейские разведчики откровенно завидовали.

У каждого командира бандгруппы (такие группы состоят обычно из 10–12 человек) — спутниковая портативная система глобального позиционирования (GPS), позволяющая мгновенно определить свое местонахождение. У всех боевиков — легкие одноместные палатки, невесомые спальные мешки. Обязательными были даже тепловые химические составы: насыпал такого порошка в ботинки — и в течение суток у ступней ног температура 35–40 градусов тепла. Комфортно, и вероятность простудиться минимальная.

Нет этих «мелочей» ни у армейской разведки, ни у войскового спецназа. Да что там «мелочи» — не хватает основного: засекреченных радиопередатчиков, специальных винтовок и автоматов, рейдовых рюкзаков, разгрузочных жилетов, тех же систем глобального позиционирования….

В этой связи мне запомнилась беседа с командиром разведвзвода старшим лейтенантом Анатолием Дронем. В Объединенной группировке войск он прославился тем, что за два с половиной года, со времени прибытия в Ханкалу, не потерял ни одного солдата — все его разведчики вернулись домой живыми. И это несмотря на то, что именно его парням командование частенько доверяло выполнение самых ответственных задач.

За четыре года офицерской службы этот командир взвода награжден двумя орденами Мужества и медалью «За отвагу». Впрочем, за эти самые четыре года офицер, кроме войны, ничего и не видел: после выпуска из Московского общевойскового командного училища прямым распределением — в Таджикистан. Потом — Чечня.

Из своих подчиненных он лепил настоящих профессионалов, занимался с каждым солдатом индивидуально.

Но поразило меня другое: каждый из его разведчиков был экипирован не хуже киношного Рембо. На мою шутку: мол, наверное, крепко с вещевиками дружишь? — командир взвода только рассмеялся.