Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине - Сергей Владимирович Волков

В Екатеринодарском запасном госпитале № 4 ВСЮР я лежал в огромной палате для тифозных больных. Едва стал поправляться, как заболел другим тифом – возвратным.

Первые дни марта 1920 года. Красные подступают к Екатеринодару. И опять эвакуация. В вагонах санлетучки на всех полках, в том числе и на багажных, расположились больные юнкера, среди них – многие мои друзья и приятели. Страдали от последствий тифа, питались чем бог послал. Медленно тащилась санлетучка, умудрившаяся проделать за три дня путь, обычно преодолеваемый пассажирским поездом за четыре часа. Наконец прибыли в Новороссийск и перебрались из санлетучки в вагоны-теплушки, стоявшие в одном из железнодорожных парков огромной товарной станции Новороссийска.

Настали дни Новороссийской катастрофы. Утром 13 марта по-весеннему приветливо и ласково светило солнце. А где-то недалеко ухали пушки – красные подходили к Тоннельной. С трудом взобравшись на крышу теплушки, я был поражен открывшимся передо мною зрелищем. По обе стороны железнодорожного парка змеились колонны отступавших белых полков. Их было так много, что у меня невольно возник вопрос: неужели с таким количеством закаленных в боях воинов нельзя организовать крепкую оборону Новороссийска? И сразу пришел к заключению, что пора и нам, больным и, может быть, забытым, собираться и уходить в порт на погрузку.

К счастью, мы не были забыты. Начальник училища генерал Семенченков[221] послал, в сопровождении казака, старшего портупей-юнкера Н.Ф. Кострюкова, который сказал нам, что нас ждут на пароходе. Быстро стали собираться в трудный для слабосильных переход. Тех же, кто из-за слабости не мог двигаться, предполагали перевезти на подводах. Увы, подвод не оказалось, и около тридцати больных юнкеров попало в руки красных.

Среди тяжелобольных был и Сережа Слюсарев. Сквозь полузабытье он сообразил, что нужно уходить. Он едва выбрался из теплушки, но идти не смог. Тогда его посадили на лошадь Н.Ф. Кострюкова и поддерживали, чтобы он не свалился на землю. Так он вместе с нами добрался до Восточного мола, и как раз в тот момент, когда перегруженный людьми пароход «Россия» отчаливал от набережной. Не помню точно, успел ли Н.Ф. Кострюков погрузить Сережу Слюсарева на пароход. Помню только, что мы остались на молу в ожидании чуда. Закутавшись от холода в одеяла, разбросанные по молу из разграбленных отступавшими частями складов, мы, примерно двадцать юнкеров, задремали, предварительно насмотревшись на гигантские пожары, взметнувшиеся к вечернему небу над складами Новороссийска.

Чудо все же свершилось! Кто-то надоумил англичан, и ночью к молу, как раз против нас, пришвартовался их миноносец. Словно бревна, нас перебрасывали на палубу миноносца сильные руки английских моряков. Спасены!

Утром в открытом море англичане перегрузили нас на пустой угольщик «Доланд», видимо с опозданием шедший в Новороссийск, уже занятый красными. Черные от угольной пыли, через несколько часов мы прибыли в Феодосию.

А затем славные дни Крыма. Бои под Каховкой. Служба по охране тыла от зеленых в горах Крыма. Краткий период нормальных занятий в Севастополе. Последний поход училища на фронт после захвата красными Северной Таврии. Занимая участок фронта по Сивашу между Сальковским и Перекопским перешейками, мы слышали гул канонады на обоих наших флангах и готовились к последней схватке. Но она не состоялась – пришел приказ форсированным маршем уходить в Джанкой и дальше поездом в Севастополь. Вместе с Сергиевским артиллерийским училищем мы охраняли Севастополь во время посадки на пароходы отступивших от Перекопа войсковых частей. Последний парад на Нахимовской площади, принятый генералом Врангелем.

Лемнос, палатки и пронизывающая сырость греческой зимы. Скудный французский паек. Унылое настроение. И зов французских сирен: поступайте в Иностранный легион. Среди уговаривавших – бывший преподаватель французского языка в корпусе, Феликс Павлович Шмидт, офицер французской армии. К сожалению, зов сирен не остался гласом вопиющего в пустыне. Среди записавшихся был и Сережа Слюсарев. Что с ним сталось потом – в точности не знаю. Были вести, что пал он смертью храбрых в бою с друзами в Сирии. Вероятно, с ним пали и другие. Царство им Небесное и вечная слава!

В. Милоданович[222]

Долгий путь Донского Императора Александра III кадетского корпуса

(По рассказам бывшего кадета В.С.)[223]

Манифест Государя Императора об отречении от престола и о передаче власти Временному правительству прочел кадетам директор корпуса генерал-лейтенант Лазарев-Станищев. Серьезность этого акта отражалась на сумрачных лицах начальства. Никто из нас не мог себе представить, почему это случилось, но все чувствовали в событии что-то трагическое.

Вскоре после этого директор корпуса ушел в отставку, и его заменил генерал-лейтенант Чеботарев. На занятия в корпусе и на весь уклад жизни в нем революция не имела влияния – все шло как и до нее. Начальство воздерживалось комментировать события. Октябрьский переворот тоже не внес изменений в жизнь корпуса. Так подошло Рождество 1917 года, и кадеты разошлись на праздники по домам.

Настал 1918 год, и события ускорили свой бег. Застрелился атаман Каледин. Накануне прихода большевиков в Новочеркасск начальство коротко объявило, что занятий не будет в течение неопределенного времени, и корпус опустел опять.

Затем большевики вступили в город, и сразу же начались расстрелы и всякие бесчинства. Были убиты новый атаман Назаров[224] и его помощник, полковник Волошин[225]. Погиб один из героев Великой войны летчик Чукарин и множество других, главным образом офицеров, даже стариков в отставке. Среди погибших был и один кадет чужого корпуса.

Красные банды жили в длинных поездах, стоявших между мостом через реку Тузлов и Хотунком, селением в одном километре от входа в город по Петроградскому спуску.

В ночь на первый день Пасхи казачий отряд в несколько сот человек неожиданно появился со стороны Бессергеневской станицы и захватил большевиков врасплох. Мало кто ушел из них живым, и на рассвете город был в руках казаков.

На первый день Пасхи на Соборной площади был отслужен молебен. Население высыпало на улицы приветствовать освободителей. Но уже на третий день большевики подтянули такие силы из Ростова, что удержать город оказалось невозможным и он снова очутился в руках красных. Однако на этот раз из города ушло почти все мужское население и в том числе много кадет даже младших классов.

В конце апреля Новочеркасск был вторично взят казаками и оставался свободным до 1920 года. Вскоре был издан приказ, что все кадеты должны вернуться