Вильфрид Штрик-Штрикфельдт - Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское Освободительное Движение

– Видите, – прервал я генерала, – хотя бы этой цели мы всё же добились. Вы помните: она была в основе нашей связи.

– Я добился и еще кое-чего. Мы получаем статус союзников… Гиммлер предложил мне занять должность главы правительства, но я сказал, что ни я, ни Русский Освободительный Комитет, который теперь будет создан, не могут взять на себя полномочий правительства. Это может решать русский народ, а вернее, народы России в свободном волеизъявлении. Я ни на йоту не отступил от своих требований. Я изложил мою политическую программу. Я сказал ему, что сталинский режим и сегодня еще обречен, если народ в России возьмет власть в свои руки. И сначала – объединение всех антисталинских сил и разгром противника, а потом каждый народ в пределах России может решать свободно свою судьбу в рамках нового европейского порядка. Кажется, он это понял, – во всяком случае, соглашался. Наконец, я просил его перевести из Франции наши «батальоны», если это еще не поздно, и подчинить их моему командованию.

Власов был удовлетворен. Он выиграл эту битву после многих унижений, которым он подвергался в течение двух лет. Служа своему народу, он заключил сейчас соглашение с Гиммлером, как Черчилль в свое время со Сталиным.

Во время нашего разговора группа эсэсовских офицеров тактично и терпеливо ждала в некотором отдалении. Минут через пятнадцать один из них, группенфюрер СС со значком Генерального штаба, подошел ко мне:

– По достойному сожаления недоразумению вы не были привлечены к беседе с рейхсфюрером. Но мы придаем большое значение тому, что вы, как доверенное лицо генерала в течение ряда лет и как представитель немецкой армии и ОКХ, были при этом. Я подчеркиваю: были при этом! Генерал вам рассказал, конечно, всё, а я готов его дополнить, если нужно. Значит, вы были при этом, и я прошу вас подтвердить это членам русского штаба… Конечно, также и генералу фон Веделю, и господам в ОКВ или ОКХ… Я надеюсь, что вы меня поняли?..

– Я отлично понял вас, – ответил я. – Я умею, когда нужно, молчать. Но, если мои начальники меня спросят, я должен сказать правду. Я не был при этом… Я надеюсь, вы поймете меня, господин генерал: я – офицер.

После короткого раздумья он сказал:

– Я тоже офицер, а посему я уважаю вашу точку зрения и беру обратно свое требование. Но говорите не больше того, что вы находите совершенно необходимым в интересах дела, – теперь уже нашего общего дела.

На обратном пути в Берлин, в спальном вагоне, я оказался в одном купе с «лейб-медиком» Гиммлера Феликсом Керстеном, врачевателем с помощью природных средств и довольно странным человеком. Он утверждал, что уже давным-давно выступал в пользу «нашего правого дела», и говорил, что мог влиять на Гиммлера во время сеансов лечения. Он, будто бы, делал уже не раз «добрые дела» и спас жизнь многим людям, попавшим в беду без вины.

– Такое случается, когда идет война, – заметил он.

Он изъявил готовность помочь Власову.

«Так, – подумал я, – теперь вы все тут как тут!»

Я поблагодарил Керстена, хотя во время разговора у меня было крайне неприятное ощущение.

(Однако позже я слышал много хорошего о старшем медицинском советнике Феликсе Керстене. Оказалось, что действительно много людей обязаны ему жизнью. Привожу этот эпизод, чтобы восстановить справедливость и показать психологическую сложность нашего положения.)

«Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер принял в своем полевом штабе генерала Власова, командующего Русской Освободительной Армией. В длительной беседе было достигнуто полное соглашение о мероприятиях, необходимых для мобилизации всех сил русской нации для освобождения родины». Таково было официальное коммюнике для прессы.

Германская пресса уделила значительное внимание встрече Власова с Гиммлером. Сообщение о встрече, с нашей точки зрения, содержало ряд неточностей, но всё развитие было столь неожиданным, что вызвало всюду сенсацию. Вдруг заговорили о новом «чудесном оружии – Власове», который изменит ход войны.

В Дабендорфе и в Далеме нас встретили восторженно. Казалась достигнутой цель, к которой стремились годы, – получение статуса равенства. Теперь, наконец, можно было приступать к практическим мероприятиям, военным и политическим.

Узкому кругу своих сотрудников я рассказал всю правду. Когда выздоровел Гелен, я сделал и ему такой же откровенный доклад.

Гиммлер назначил Бергера своим уполномоченным по всем вопросам Русского Освободительного Движения, а Крёгера – офицером для связи. Оберфюрер войск СС Бург получил распоряжение о формировании русских дивизий.

Гелен просил меня остаться при Власове, сколько я смогу.

Вскоре Власов получил от Гиммлера телеграмму, в которой речь шла о формировании трех русских дивизий. Власов был глубоко разочарован: десять дивизий было ведь обещано! Но Крёгер заявил, что Гиммлер говорил лишь о трех дивизиях. Власов ли ослышался, или, быть может, Крёгер оговорился, переводя на встрече у Гиммлера? Но меня вновь охватило недоверие.

В телеграмме, кроме того, говорилось о Русском Освободительном Комитете. Гроте пояснил, что не только в ОКВ, но и в Восточном министерстве, и в Министерстве иностранных дел, и в штабе генерала добровольческих частей Русский Комитет может быть признан лишь наряду с ранее образованными национальными комитетами. Власов же, напротив, понял Гиммлера так, что образуемый по его инициативе Комитет будет центральным органом для всех народов России, охватывающим все антибольшевистские силы, координирующим и направляющим антибольшевистскую борьбу.

Кёстринг запросил у своего начальства директив «в связи с новым курсом в отношении Власова». Кейтель ответил, что ни у кого нет намерения «растить Власова». Йодль, со своей стороны, сообщил Веделю (начальнику ОКВ/ВПр), что всё это, вероятно, лишь «маневр» Гиммлера. И можно усомниться, что Гитлер утвердит этот новый курс.

Розенберг чувствовал себя глубоко уязвленным и развил бурную деятельность, подбивая нерусские национальные комитеты на протест против «пакта Гиммлер-Власов». Была оживлена активность и тех из них, которые до сих пор существовали лишь на бумаге. Нам сообщили, что Розенберг собирается апеллировать к Гитлеру.

Не обращая внимания на грозовые вспышки на бюрократическом горизонте, Крёгер приступил к созданию своего штаба. Он настаивал, по данным ему инструкциям, на том, что «новый Власовский комитет» должен быть объединяющим центром. При деятельном участии Гроте было принято предложение Власова и его сотрудников образовать единый орган из представителей народов России под наименованием Комитет Освобождения Народов России (КОНР).