Михаил Девятаев - Николай Андреевич Черкашин

ведомым – прикрывать хвост ведущего. В последнем, третьем, вылете был сбит. И последнее, что он видел, что сохранили его глаза: стремительно надвигающаяся черная птица вражеского самолета…

Потом лицо, обожженное нестерпимой болью, темень, хлещущий поток воздуха сквозь разбитый фонарь и ощущение падающей машины. Понял, что сбит, сил хватило, чтобы вывалиться из кабины и рвануть кольцо парашюта. Землю не видел – в глазах темень, и с той минуты – вечная.

– Премерзкое ощущение – лететь к земле, не видя ее. Я не успел сгруппироваться, не успел, как учили, напружинить ноги. Удар – и новая боль. Обе голени оказались сломанными. Потерял сознание. Парашют проволок меня еще метров сто, но, слава богу, по своей земле. Точнее, ничейной. Какие-то крестьянки притащили меня в деревню. Немцев там не было, но и наших тоже. Омыли лицо, как смогли, примотали к доскам ноги. А потом лазарет. Зрение спасти не удалось. И меня комиссовали. Ну, остальное неинтересно. Выучил азбуку Брайля, обрел возможность читать. Поступил на юридический. Стал адвокатом. Награды? Медаль «За победу над Германией». Ну и красная нашивка за ранение. Жизнь – вот главная награда. Небо потерял, зрение потерял, но ведь дышу, птиц слышу, песни пою…

Когда Валентина Гавриловича не стало, я был в далеких морях. Детей у него не было, близких родственников тоже. Так он и остался для меня безымянным, нет – бесфамильным летчиком Великой Отечественной, одним из тех, которые держали на своих плечах суровое небо войны.

* * *

С первым настоящим воздушным асом судьба свела меня на Скаковой улице, где размещался штаб авиации ВМФ. Я пришел на прием к командующему морской авиацией СССР Герою Советского Союза генерал-полковнику авиации Александру Алексеевичу Мироненко. Пришел к этому высокому начальнику, заслуженному военному летчику СССР, слегка робея. Но командующий весьма снисходительно отнесся к моим погонам старшего лейтенанта, принял по-дружески, а самое главное, разрешил то, ради чего я, корреспондент «Красной звезды», к нему и пришел, – полет на боевую службу в составе экипажа самолета дальней морской разведки. Разумеется, мое появление было предварено звонком главного редактора «Красной звезды» генерал-лейтенанта Николая Ивановича Макеева, но по правилам воинского этикета я должен был лично предстать перед военачальником, который брал на себя ответственность за допуск к важному государственному делу офицера со стороны. Боевая служба есть боевая служба, она приравнивается к боевым действиям, и корреспондентов на борту самолетов-разведчиков не очень-то жаловали. Возможно, я был первым, кому удалось получить «добро» на полет в Атлантику на самую что ни на есть настоящую разведку: поиск американского авианосца в районе островов Зеленого Мыса. Мироненко направил меня в 392-й ОДРАП – отдельный дальнеразведывательный авиаполк, который базировался тогда под Вологдой. О том незабываемом почти 18-часовом полете я написал повесть «Полет на полный радиус». Она вошла в самую первую мою книгу «Соль на погонах», и генерал-полковник Мироненко, помимо всех своих замечательных титулов еще и кандидат военно-морских наук, написал к ней предисловие.

О военных делах летчика Мироненко я узнал много позже. Сам же Александр Алексеевич рассказывал о себе весьма скупо. По комсомольскому набору поступил в Ейское военно-морское авиационное училище имени Сталина. С 1940 года служил летчиком в 5-м истребительном авиаполку Краснознаменного Балтийского флота. Войну начал с первых же ее дней, прикрывая небо над Таллином и уход наших кораблей в Кронштадт. Сопровождал самолеты, эвакуировавшие детей из блокадного Ленинграда. В день – по семь-восемь боевых вылетов.

Задача особого назначения – прикрывать с воздуха «Дорогу жизни». Прикрывал, не щадя своей машины и своей жизни.

В ту самую жестокую блокадную зиму Александр Мироненко вместе с еще пятью летчиками отогнал от автоколонны с продовольствием 18 самолетов противника. На каждого нашего – по три немецких самолета. И ведь отогнали, да еще два «мессершмитта» сбили.

За полтора боевых года Мироненко прошел путь от командира звена до командира истребительного полка. Полк под его командованием помогал прорывать ленинградскую блокаду, а потом гнать врага на запад. Под крыльями мироненковских истребителей проплывали крыши домов прибалтийских столиц в облачках взрывов зенитных снарядов. Особо отличились они при штурме Мемеля (Клайпеды). Мироненко лично вел своих воздушных бойцов в огненное небо Кёнигсберга и Пиллау. Его 14-й гвардейский Краснознаменный истребительный полк был награжден вторым орденом Красного Знамени, а потом еще и орденом Ушакова. К слову сказать, точно такие же ордена были и на гимнастерке командира полка майора Мироненко, только в еще большем количестве. Да еще «Золотая Звезда» Героя Советского Союза, которую ему вручили в самый разгар боев за освобождение Белоруссии и Прибалтики – в июле 1944 года. В летной книжке аса были записаны 700 боевых вылетов. Он сбил лично 16 самолетов противника и пять – в групповых воздушных боях. Вот так ему достались его воинские чины и почести.

Сегодня воздушные волки морского неба вспоминают командующего морской авиацией ВМФ СССР генерал-полковника Александра Алексеевича Мироненко добрым словом.

* * *

Павел Степанович Кутахов… Еще один из когорты, точнее – из эскадрильи отчаянной храбрости фронтовых летчиков. Было время, когда слава о нем гремела по всему Карельскому фронту. Из самого крутого перехлеста пулеметных трасс он всегда выходил живым и невредимым. Летал над зеленым морем тайги, над болотами, над Балтийским и Баренцевым морями – в безориентирном пространстве и всегда безошибочно находил путь к победе в воздушном бою, путь к родному аэродрому.

В 1944 году его, крестьянского парня, британский король Георг IV наградил высшим военным орденом Британской империи. Эту награду он получил за прикрытие полярных конвоев в арктических морях.

Кутахов был тем летчиком, за бронеспинкой кресла которого лежал маршальский жезл. Он его получил в 1972 году, став Главным маршалом авиации.

Впервые я увидел главкома ВВС в редакции «Красной звезды», куда он приехал на ежегодную декабрьскую встречу с военными журналистами. Меня поразила его манера держаться на трибуне как в кабине истребителя, держа в обзоре всех и каждого в отдельности, его хитроватая улыбка, его несвойственное высокому чину озорство и живость общения с непростой аудиторией. Он блестяще, толково, но и с юмором рассказал о главных задачах ВВС страны, перспективах их развития. Ответил на множество вопросов и стремительно исчез из зала. Во второй визит главкома ВВС я не упустил шанса подойти к нему с просьбой. Шла война в Анголе, туда летали наши военные самолеты с грузами мин, снарядов, продовольствия, и я попросился в такой полет. Просьба ему понравилась.

– Насчет Луанды это ты к Пакилеву обратись, командующему ВТА. Скажи, что я разрешил.

Командующего военно-транспортной авиацией генерал-полковника Георгия Николаевича Пакилева я разыскал в его штабе, размещавшемся не столь далеко от моего дома – в