Дневник 1879-1912 годов - Александра Викторовна Богданович

Дневник 1879-1912 годов читать книгу онлайн
Богдановичей – Евгения Васильевича (1829–1914) и его жену Александру Викторовну (1846–1914) – знал весь Петербург. Генерал Богданович, чиновник министерства внутренних дел, тайный советник, староста Исаакиевского собора, рьяный монархист, издатель и публицист, был хозяином известнейшего политического салона, просуществовавшего более полувека – с 1860-х годов почти до Первой мировой войны. «Бесчисленные связи и знакомства сделали незаметно мой дом сборным местом всего, что есть патриотического в нашем Отечестве… Все у меня бывают, встречаются, сходятся, спорят, завтракают за одним столом и обмениваются сведениями, мыслями, пожеланиями… Ни одно событие, мало-мальски достойное внимания, не минует моего дома, и нет ни одной газеты, которая не отставала бы от разговоров “у генерала Богдановича”».
Вследствие этого Богдановичи были весьма осведомленными людьми, а Александра Викторовна долгие годы вела дневник, куда аккуратно и тщательно заносила многое из того, что слышала от гостей – министров, губернаторов, военачальников, служащих дворцового ведомства, церковных иерархов, дипломатов, журналистов, коммерсантов, депутатов и пр.
Ее записи (политического, светского, бытового характера), находящиеся в Российском государственном историческом архиве в Санкт-Петербурге, исчисляются сотнями. Дневники, охватывающие события с 1879 по 1912 год (с купюрами и без тетрадей за 1882–1887 гг., которые, вероятно, утрачены), впервые были опубликованы под названием «Три последних самодержца» в 1924 году. С тех пор трудно найти автора, пишущего о последних годах империи, который не ссылался бы на записки генеральши Богданович.
16 марта. Прислали сегодня Е.В. следующие стихи:
Колыбельная песня
(Новые вирши на старый напев)
Спи, младенец наш прекрасный.
Баюшки-баю.
Управлять ведь труд ужасный,
Скучно – и к чему?
Хорошо ли, или скверно
Станешь управлять,
Чему быть, того наверно
Нам не миновать.
Врут паши твои шикарно.
Правду как же знать?
Их сменять? – Было бы славно,
Но кого же взять
Им на смену? – Вот, примерно,
Горемычный врет
И дела твои прескверно,
Пагубно ведет.
Но кому же эпопею
Эту передать?
Не ментора же Сергея, (Витте)
Муравьева взять.
Лгун он тоже, но умнее,
И уж плутоват,
На корыстные затеи
Страх как тороват!
Еще юношей тягался
Со своим отцом;
Состоянья добивался
От него судом,
За что дядя, негодуя,
Титула не дал.
Позже он жену вторую
Пруссаку продал.
С Дервиза взял куш почтенный
За придворный сад.
Тож Сибиряков блаженный
Щедрую дал дань.
Дал Ратьков, глава столицы,
За свои дела,
И слыхать, что по юстиции
Продают места.
Взять ли графа нам из града, (гр. А.П.Игнатьев)
Где крестилась Русь?
Иль того, что был в Царьграде? (гр. Н.П.Игнатьев)
Вот уж славный гусь!
Оба врут не хуже Горе —
Мычного паши;
Николай же станет вскоре
Драть с нас бакшиши.
Иль Димитра, что Митавой (Сипягин)
Уважаем был.
Но ведь глуп он – этой славой
Громко он прослыл.
Он не врет, но он глупее
Даже Дурново;
А не трудно быть умнее
Вани – tête de veau.
Может, с именем чухонским
Нам барона взять. (бар. А.А.Икскуль)
Ведь он с гонором ливонским
И не станет лгать.
Так ли? Уж он горемычным
Духом заражен,
И едва ли симпатичным
Будет многим он.
Взять ли князя, что Дворянским
Банком управлял?
Как он князем Оболенским
Никогда не врал.
Из правителей провинций,
Может, нам избрать?
Есть там князь Имеретинский —
Смел, но верхогляд.
На Кавказе куролесит,
Тучный князь Гри-Гри, (Голицын)
Телом очень много весит,
Совестью – ни-ни.
А в Сибири Горемыка
Есть еще другой.
Хоть о и плохо вяжет лыко,
Но Ивану свой. (Горемыкин)
В Киеве стратегик славный (Драгомиров)
Чудеса творит.
Шут он, правда, преисправный,
И зело чудит.
Быть Суворовым мечтает
Этот скоморох,
Все комедию ломает,
А на деле плох.
В Вильне Троцкий – честный воин,
Но в правленьи прост,
С делом вовсе не освоен,
Правит им прохвост.
Но довольно разбираться
В сонме тех мужей,
Вне какого основаться
Выбор твой – не смей.
Есть и люди честных мнений,
С знаньем и умом.
На беду же злой твой гений
Запер им твой дом.
Им указчик синодальный (Победоносцев)
Ходу не дает.
Бедоносцев он фатальный
И к беде ведет.
Он же, чтобы мужа дела
Сам ты не нашел,
Горемыку скороспело,
Живо изобрел.
Что тут спорить с ним напрасно!
Правду я скажу:
Лучше спать тебе прекрасно.
Баюшки-баю.
Остроумный гешефт
Для вывесок питейных заведений
При Грессере и Вале установлен был
Цвет алый, в знак стыда от опьяненья.
Но Клейгельс мудрый цвет зеленый возлюбил
И говорит: «Не пить – то утопия.
Так цветом вывесок знак мною будет дан,
Чтоб до зеленого напились змия.
Маляр же мне за то отсыплет куш в карман»[51].
17 марта. Сегодня по телефону Дейтрих сказал, что в Казанской губернии был голодный бунт. Е.В. на это ответил, что это возможно ввиду двойной раздачи помощи – от Красного Креста безвозмездно и от министерства внутренних дел – в ссуду.
По городу гуляет следующая депеша от Драгомирова к Горемыке, который телеграфировал насчет студентов: «Университет оцеплен войсками. Всё спокойно. Неприятель не показывается». Эта депеша сильно рассердила Горемыку. Про бывшие в Петербурге 8 февраля беспорядки говорят, что они прошли не «боголепно, а горемычно». Про комиссию Ванновского идут слухи, что сама комиссия не может себе уяснить, кто прав, кто виноват – студенты или полиция. Всё как-то спуталось в мозгах, не могут разобраться.
Вчера Ванновская, которая хорошо знает своего дядю – Ванновского, сказала, что он ничего, кроме сумбура, внести в это дело не может, что он – олицетворенная несправедливость. Вчера уже намеревались закрыть в Петербурге университет, так как в нем возобновились беспорядки, – снова студенты занялись битьем стекол в актовом зале и проч. Приключилось это вследствие того, что другие университеты прислали в Петербургский университет заявление, что они все забастовали по его примеру, а здесь водворился порядок.
27 марта. Мадам Кауфман слышала, что якобы Банковский находит, что его комиссия не имеет права на существование, что надо ее закрыть, что поведение студентов таково, что они сами себе портят дело, что требуются серьезные против них меры.
29 марта. Говорят, что царь сказал, что очень сожалеет, что не послушался совета Боголепова