Расшифрованный Лермонтов. Все о жизни, творчестве и смерти великого поэта - Павел Елисеевич Щеголев


Расшифрованный Лермонтов. Все о жизни, творчестве и смерти великого поэта читать книгу онлайн
ВСЁ О ЖИЗНИ, ТВОРЧЕСТВЕ И СМЕРТИ МИХАИЛА ЮРЬЕВИЧА ЛЕРМОНТОВА!
На страницах книги выдающегося литературоведа П.Е. Щеголева великий поэт, ставший одним из символов русской культуры, предстает перед читателем не только во всей полноте своего гениального творческого дарования, но и в любви, на войне, на дуэлях.
– Известно ли вам, что Лермонтов не просто воевал на Кавказе, а был, как бы сейчас сказали, офицером спецназа, командуя «отборным отрядом сорвиголов, закаленных в боях»? («Эта команда головорезов, именовавшаяся «ЛЕРМОНТОВСКИМ ОТРЯДОМ», рыская впереди главной колонны войск, открывала присутствие неприятеля и, действуя исключительно холодным оружием, не давала никому пощады…»)
– Знаете ли вы, что в своих стихах Лермонтов предсказал собственную гибель, а судьбу поэта решила подброшенная монета?
– Знаете ли вы, что убийца Лермонтова был его товарищем по оружию, также отличился в боях и писал стихи, один из которых заканчивался словами: «Как безумцу любовь, / Мне нужна его кровь, / С ним на свете нам тесно вдвоем!..»?
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
[А. Н. Муравьев. «Знакомство с русскими поэтами». Киев, 1871 г., стр. 22–23]
* * *
Трагическая смерть Пушкина пробудила Петербург от апатии. Весь Петербург всполошился. В городе сделалось необыкновенное движение. На Мойке, у Певческого моста (Пушкин жил тогда в первом этаже старинного дома княгини Волконской)[262], не было ни прохода, ни проезда. Толпы народа и экипажи с утра до ночи осаждали дом; извозчиков нанимали, просто говоря: «К Пушкину», – и извозчики везли прямо туда. Все классы петербургского народонаселения, даже люди безграмотные, считали как бы своим долгом поклониться телу поэта[263]. Это было уже похоже на народную манифестацию, на очнувшееся вдруг общественное мнение. Университетская и литературная молодежь решила нести гроб на руках до церкви; стихи Лермонтова на смерть поэта переписывались в десятках тысяч экземпляров, перечитывались и выучивались всеми.
[Панаев, стр. 156–157]
* * *
В январе 1837 года мы все были внезапно поражены слухом о смерти Пушкина. Современники помнят, какое потрясение известие это произвело в Петербурге. Лермонтов не был лично знаком с Пушкиным, но мог и умел ценить его. Под свежим еще влиянием истинного горя и негодования, возбужденного в нем этим святотатственным убийством, он в один присест написал несколько строф, разнесшихся в два дня по всему городу. С тех пор всем, кому дорого русское слово, стало известно имя Лермонтова.
[А. П. Шан-Гирей, стр. 739]
* * *
НА СМЕРТЬ ПОЭТА[264]
Отмщенья, государь, отмщенья!
Паду к ногам твоим:
Будь справедлив и накажи убийцу,
Чтоб казнь его в позднейшие века
Твой правый суд потомству возвестила,
Чтоб видели злодеи в ней пример.
(Из трагедии) [265]
Погиб поэт, невольник чести,
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой.
Не вынесла душа поэта
Позора мелочных обид,
Восстал он против мнений света
Один, как прежде – и убит…
Убит!!!.. к чему теперь рыданья,
Пустых похвал ненужный хор
И жалкий лепет оправданья?
Судьбы решился приговор.
Не вы ль сперва так долго гнали
Его свободный, чудный дар
И для потехи возбуждали
Чуть затаившийся пожар?..
Что ж? Веселитесь: он мучений
Последних перенесть не мог;
Угас, как светоч, дивный гений,
Увял торжественный венок.
Его убийца хладнокровно
Навел удар: спасенья нет.
Пустое сердце бьется ровно, —
В руке не дрогнул пистолет…
И что за диво? Издалека,
Подобно сотням беглецов,
На ловлю счастья и чинов
Заброшен к нам по воле рока[266];
Смеясь, он дерзко презирал
Земли чужой закон и нравы;
Не мог щадить он нашей славы;
Не мог понять в сей миг кровавый,
На чтó он руку поднимал!..
И он погиб и взят могилой,
Как тот певец, неведомый и милой,
Добыча ревности немой,
Воспетый им с такою чудной силой,
Сраженный, как и он, безжалостной рукой[267].
Зачем от мирных нег и дружбы простодушной
Вступил он в этот свет, завистливый и душный
Для сердца вольного и пламенных страстей?
Зачем он руку дал клеветникам безбожным,
Зачем поверил он словам и ласкам ложным, —
Он, с юных лет постигнувший людей?[268]
И, прежний сняв венок, другой венок, терновый,
Увитый лаврами, надели на него;
Но иглы тайные сурово
Язвили славное чело;
Отравлены его последние мгновенья
Коварным шопотом бесчувственных невежд,
И умер он с глубокой жаждой мщенья
С досадой тайною обманутых надежд!
Замолкли звуки дивных песен,
Не раздаваться им опять;
Приют певца угрюм и тесен,
И на устах его печать.
<…>
А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона:
Пред вами суд и правда – все молчи!..
Но есть, есть Божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он недоступен звону злата,
И мысли, и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью —
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь[269].
28 января 1837. [270]
М. Лермонтов
[Висковатый. Лермонтов «На смерть А. С. Пушкина» По подлинным документам. «Вестник Европы», 1887 г., т. I, стр. 345–347]
* * *
[Мы] с Глинкою, оба полные дум о Пушкине… выйдя из-под ворот [дома, в котором скончался Пушкин]… пошли рядом, имея одну дорогу.
– У меня в кармане, – сказал Глинка, любивший тщеславиться тем, что он достает прежде многих различные стихи, пользовавшиеся рукописной славой, – прелестные стихи, которые вчера только ночью написал один лейб-гусар, тот самый Лермонтов, которого маленькая поэмка «Хаджи Абрек» и еще кое-какие стишки были напечатаны в «Библиотеке для Чтения» и которые тот, чьи останки мы сейчас видели, признавал блестящими признаками высокого таланта. Судьбе угодно было, чтобы этот Лермонтов оправдал слова бессмертного поэта и написал на его кончину стихи высокого совершенства. Хотите, я вам их прочту?
– Сделайте одолжение, прочтите, Владимир Сергеевич, – сказал я, – да только как же читать-то на морозе? А вот ведь мы в двух шагах от кондитерской Вольфа (у Полицейского моста в доме Котомина), зайдемте туда, велим дать нам по стакану кофе и займемся этими стихами.
– Ловко ли будет, – заметил мой собеседник, – читать эти стихи в публичном месте? Впрочем, в них нет ничего такого, что могло бы произвести в каком-нибудь мало-мальски разумном мушаре[271] злую мысль сделать на нас донос. В них лишь выражается резко и сильно та скорбь, которую чувствует каждый из нас по случаю этой несчастной катастрофы, вместе с гневом на общество, не умевшее защитить поэта от безвыходной случайности, а также и на бессовестного иноземца, дерзнувшего пустить роковую пулю не на воздух, а в сердце великого поэта.
– Ну, так что ж, – заметил я, – вы мастерски читаете, прочтите, Бога ради, мне эти стихи, которые я




