Александр Воронский - Желябов

Измышления: я — цареубийца и т. д. вполне очевидны. Полиция романтизировала арест, чтобы похвалиться своею доблестью, тем, как она геройски разоружила Желябова.

Тригони и Желябов, разобщенные, были незамедлительно доставлены в канцелярию градоначальства. Вместе с градоначальником Федоровым там находился и Добржинский, товарищ прокурора. Когда Желябова вели в канцелярию, Добржинский встретил его радостным восклицанием:

— Желябов, да это вы!.. "Петр Иванов" ответил:

— Ваш покорнейший слуга… Но это вам не поможет…

Добржинский знал Желябова по процессу 193-х.

Арестованных отправили в Дом предварительного заключения…

Неосмотрительность Тригони удивила и прокурора Добржинского — Он оказал Тригони:

— Как вы могли проживать под своим именем в то время, когда мы вас давно разыскиваем?

Неосторожно и то было, что Желябов продолжал навещать Тригони, когда тот уже заметил за собой

В тот же день, но несколько раньше, был взят и Меркулов. Об этих арестах Федоров на другой день доложил Лорису, а тот в свою очередь царю.

— Всеподданнейшим долгом считаю довести до сведения вашего императорского величества, что вчерашнего числа вечером арестованы: Тригони (он же Милорд) и сопровождавшее его и не желающее до настоящего времени назвать себя другое лицо; при сем последнем найден в кармане заряженный большого калибра револьвер; хотя по всем приметам, в личности этой можно предполагать Желябова, но до окончательного выяснения не беру на себя смелость утверждать это…

Жандармам еще не верилось, что им удалось захватить Желябова. Кстати, Лорис-Меликов мимоходом опровергает полицейское измышление, будто Желябов пытался отстреливаться и будто власти "моментально" его обезоружили: револьвер был найден в кармане.

Обращает внимание и полная осведомленность цари о революционных деятелях.

Весть об аресте Желябова быстро облетела "сферы". Государственный секретарь Перетц 28 февраля записывает в дневник:…Арестован один из главных вожаков социалистической партии, Желябов, участвовавший в различных покушениях на жизнь государя. Аресту этому придают весьма важное значение[91].

В этот же день от Комарова, начальника Петербургского жандармского управления, поступило новое отношение. В нем Комаров сообщает: крестьянин Андрей Желябов назвал себя и признал, что он организовал покушение на "священную особу государя императора под городом Александровском и сам смыкал цепь".

Желябов, действительно, еще 27 февраля дал собственноручное показание, отказавшись назвать свою квартиру, а равно и знакомых. Вот это первое показание полностью:

— Зовут меня Андрей Иванович Желябов, от роду 30 лет, вероисповедания…[92] крестьянин Таврической губернии, Феодосийского уезда, села Николаевки; служу для освобождения родины; из родных имею отца, мать, сестер, брата (Александру, Марию, Ольгу, Михайла); все живут в том же Феодосийском уезде; женат, имею сына; где находится семейство, не знаю; полагаю, у тестя моего Яхненко, в Тираспольском уезде. Херсонской губернии.

Был судим по процессу 193-х и оправдан. Жил на средства из фонда для освобождения народа. Жил под многими именами; называть их считаю неуместным. Признаю свою принадлежность к партии "Народной Воли". Признаю, что организовал александровское покушение и смыкал батарею, т. е. покушение взорвать императорский поезд 17 ноября 1879 г. под Александровском, где жил тогда под фамилией Черемисова. Настоящей квартиры моей в Петербурге, а равно и знакомых, назвать не желаю. При задержании меня взят при мне заряженный револьвер системы Смит и Вессона и несколько патронов, а также в запечатанном конверте два листа, написанные шифром, открыть который, понятно, не желаю. Всему зачеркнутому прошу верить. Взят также ключ. Андрей Желябов. Отдельного корпуса жандармов подполковник Никольский, тов. прокурора Судебной палаты Добржинский…[93]

Обстоятельства ареста Желябова долгое время оставались во многом неясными. Завеса была приподнята после революции, когда открылись архивы департамента полиции. Усилиями Н. Е. Щеголева, Тютчева и других удалось многое обнаружить. Действительно, следить за квартирой Тригони начали уже 24 февраля. Редакция "Былого" опубликовала записки сыщика. По-видимому, они принадлежали "капитану в отставке". Записи велись 24, 25, 26 февраля. Сыщик старательно отмечает, куда ходил Милорд, кто у него бывал, причем автор чистосердечно признается, что Милорд "в толпе, при движении вагонов потерян из виду". Понятно, такие агенты могли играть только подсобную роль. Но в то время правительство уже располагало для уловления народовольцев людьми и более крупными.

Таким человеком был Окладский. Окладский, рабочий, электромеханик, соучастник Желябова по покушению под Александровском и по другим делам, был арестован, судим по делу шестнадцати народовольцев в конце октября 1880 г. и присужден к смертной казни, которую ему заменили каторгой. С начала ноября Окладский стал выдавать товарищей. Ко времени ареста Желябова Окладский являлся самым главным и самым злостным предателем. Тригони был секретно через приоткрытую дверь показан Окладскому и им опознан. Истинная роль Складского выяснилась уже при советской власти, когда он, разоблаченный, предстал в 1925 г. перед пролетарским судом. Суд, между прочим занялся и подробным выяснением обстоятельств, сопровождавших арест Желябова и Тригони. Пролетарский суд считает установленным:

…Окладский выдал и лично указал две конспиративные квартиры партии "Народной Воли" на Подольской и Большой Подъяческой улицах, из которых в одной была типография, а в другой — заготовлялся динамит, хотя в тот момент квартиры оказались незанятыми, но указание их послужило причиной ареста сначала Фриденсона, а затем — Баранникова, Колоткевича, Клеточникова и Златопольского. При дальнейших розысках охранки, при содействии Окладского 27 февраля был произведен в квартире Тригони арест как самого Тригони, так И Желябова. Одновременно Окладский принимал участие в опознании, как по карточкам, так и лично, предъявленных ему террористов — Тригони, Фроленко, Морозова и других…[94]

За эти и за другие предательства царское правительство заменило Окладскому бессрочную каторгу сначала ссылкой в Восточную Сибирь, а затем ссылкой на Кавказ, где (Он тоже "помогал" жандармскому управлению. В 1889 г. Окладского вызвали в Петербург; здесь, пo договору с Дурново он сделался негласным сотрудником Департамента полиции с жалованьем 150 руб. в месяц, в каковом качестве он пребывал до самой Февральской революции…