Моя Наша жизнь - Нина Фонштейн


Моя Наша жизнь читать книгу онлайн
Индивидуальные воспоминания автора содержат типичные черты Той Нашей жизни. Вопреки неблагоприятным внешним обстоятельствам того времени, автор защищает кандидатскую, потом докторскую диссертацию, воспитывает школу молодых ученых. Жизнь автора была богата встречами и дружбой с интересными людьми. После развала науки автор уезжает работать в США, поближе к сыну и внукам. Сформировавшиеся в последующие 20 лет впечатления описаны в книге «Привет из Чикаго. Перевод с американского на русский и обратно». Все фото из архива автора.
Я попросила папу нашего Вити, Александра Федоровича Пименова, который учился в одной группе с директором ЧерМК Ю. В. Липухиным в МИСиС, написать какое-нибудь ходатайство, и Лена Жукова (проверенный посол) отправилась в путь. Юрий Викторович ломать их стандартную цепочку не стал и, хоть и с благожелательной пометкой, направил это письмо главному инженеру Альберту Николаевичу Иводитову, который, однако, встретил Лену как врага.
Со сложными отношениями директоров с их главными инженерами мы сталкивались неоднократно, Иводитов неприкрыто выразил недовольство, что его пытались обойти. Он был в то время достаточно молодой и кокетливый парень и заявил бедной Лене, что он объявляет ей войну, и сталь эту их завод никогда производить не будет. Правда, начальник техотдела Виктор Яковлевич Тишков, к которому «по цепочке» пошла Лена, соглашался прокатать слитки стали, если мы выплавим ее в другом месте.
Мы кинулись опробовать наши контакты с Донецким металлургическим заводом, Новокузнецким комбинатом. О попытке работать с Украиной – другая песня (см. «Украинская эпопея»).
Поняли, что единственный вариант – ЧерМК, и стали готовить второй штурм. Я вспоминаю этот эпизод исключительно в декорациях прогулки Людмилы Гурченко с подругой в фильме «Любимая женщина механика Гаврилова». Две отчаянные барышни расфуфырились и расправили плечи, готовые на абордаж.
Мне кажется, и одеты мы были как те барышни в фильме: у меня были рюшечки на платье, у Лены – блузка с люрексом или наоборот. Обе на высоченных каблуках, и в таком виде мы выперлись – другого слова и подобрать нельзя – ловить Иводитова на стане 2000, где по понедельникам он проводил совещание. По дороге надо было преодолевать участки щебенки с риском для каблуков, но мы справились. Совещание уже началось, мы вошли и сели скромно сбоку, но так, чтобы быть увиденными Иводитовым. Он нас увидел, и бедному парню шею свернуло: он старался не смотреть в нашу сторону, но не получалось. Когда совещание кончилось, и мы двинулись к его трибуне, которую окружили мастера участков, он через их голову развернулся к нам:
– Вы ко мне? Я буду у себя в кабинете через 20 минут.
Мы, ломая ноги, но обнадеженные его кавалерским тоном, потащились к заводоуправлению.
Сцену в его кабинете вспоминаем с Леной всегда со смехом.
– Елена Николаевна? Вам от окна не дует? Может, пересядете?
– Чаю не хотите?
Мне было сорок два, и я была не совсем дурна, а Лена в ее тридцать просто прелесть, и молодому Иводитову, имеющему дело с мужиками в запыленных комбинезонах, было приятно провести хоть несколько минут в окружении светских нарядившихся дам, да еще подобострастно на него глядящих. Мы не стали вспоминать про объявленную им войну, и он про нее как бы забыл. Всплыли какие-то шутки, и на все оставшиеся годы он остался нашим покровителем, и позже с его благожелательным отношением мне удавалось проводить на комбинате чудовищные эксперименты, как, например, прокатать слябы с вваренными в них лабораторными слитками разного состава.
Он только позвонил тогда главному механику Данилову:
– Не сломают они нам стан? – И утвердил рабочий план.
Однако, хоть на этот раз и благожелательно, он все равно отослал нас по цепочке к Тишкову.
А тот все начал сначала:
– Я же говорил, что надо выплавить слитки этой стали на другом заводе, а мы тогда их прокатаем.
– Но мы уже ездили на три завода, не получается, не их номенклатура.
– Вот видите, дураков нет плавить вашу сталь. Поищите еще.
Все это он говорил, опустив голову, даже не удосужившись взглянуть в нашу сторону. Тут я взвилась.
– То, что вы предлагаете, еще больше прибавит командировок и мне и Елене Николаевне, и ее бросит муж.
Тут Тишков впервые поднял голову и посмотрел на Лену.
– Думаю, у нее с этим проблем не будет.
– Конечно. Потому что меня бросит мой муж и женится на Лене.
Тут Тишков окончательно поднял голову, посмотрел на меня и расхохотался:
– Ну, девки, вы меня достали. Ну не любим мы делать сталь для Автонормали, у них чрезмерно узкие требования к химии.
– Так все равно общее количество не меняется.
Тишков покрутил головой.
– Надеялся с вашей помощью его уменьшить. Не прошло. Ладно, давайте, показывайте ваш состав.
Постепенно мы стали настоящими друзьями, Тишков относился ко мне с большим доверием, нередко звонил мне с техническими вопросами, зная, что, если я и не готова ответить сразу, найду ответ в литературе. Приезжал в Москву для одобрительного выступления на защите моей докторской.
Мы в течение ряда лет расширяли нашу тематику, и Тишков неизменно поддерживал тех, кто вел наши проекты на Череповецком комбинате, дружески к ним относился и прежде всего к Тане Ефимовой, Вите Пименову и, конечно, к Лене.
Мы едем в командировки
Все знают ответ на загадку «Длинная, зеленая, пахнет колбасой», однако по жизни ситуация не была смешной. Москва служила транспортным узлом, а далее ряд продуктов попадали в руки счастливчиков «самовывозом».
На всех московских вокзалах отъезжающие несли авоськи с апельсинами. Когда мы ехали в командировки в города, где жили друзья, звонили спрашивать, что привезти.
Юра возил во Владимир сосиски.
Володя Левит попросил:
– Привези сыр.
– Какой?
– Вы, москвичи, зажрались. Сыр он и есть сыр.
Помню, как мы ехали в поезде в Свердловск с Танечкой Шифман (наверно, на защиту их дипломов). Была зима, и мы везли мясо, завернутое в тряпки, промоченные уксусом, чтобы не почернело. Кто-то посоветовал обратиться к проводнице, и она с пониманием и сочувствием открыла нам люк, скатав ковер в коридоре, и мясо счастливо ехало практически в холодильнике. Это был конец 70-х.
Но жизнь была длинная, и, как я любила повторять в трудные минуты:
– Кто доживет, тот многое увидит.
Однако часто вместо одних трудностей приходилось видеть другие.
В масштабе моей длинной жизни еще в 63-м исчезло всё, даже хлеб. Собирая меня в командировку в Саранск, мама тайком вытаскивала по одному предмету одежды, заменяя его очередным батоном белого хлеба. В результате оказалось, что я приехала без платья и юбки, которые мне потом пересылали с проводником, и вынуждена была делать доклад в брюках, что в те годы было не совсем прилично.
В 1980-м мы с Леночкой Жуковой взяли недельный отпуск и поехали в Тбилиси. В первый раз я там была в 1964-м голу на ставшей регулярной конференции по релаксационным явлениям. В ней тогда участвовало всего три девицы, включая меня, возникли