Николай Амосов - Голоса времен. (Электронный вариант)

Во всяком случае, я придумал фабулу и к концу 63-го года написал всю книгу. Дольды прочитали, одобрили, и Юра устроил знакомство в издательстве. Получилось очень удачно, редакторы заменили всего несколько фраз.

Славу книге дал журнал "Наука и жизнь". Тираж - миллион. Сосватала туда Джана Манучарова, журналистка из "Известий. С этого началась дружба с ней на двадцать лет. Джана отлично писала о науке.

В 1995-м, на семидесятом году жизни, она отравилась. Ещё раньше говорила: "Буду не нужна - отравлюсь". Я не верил. Сильная женщина.

Потом "Мысли и сердце" переиздавали, наверное, раз сорок, почти во всех республиках и в основных странах мира. Это не преувеличение. Во всяком случае, английский французский, немецкий, итальянский, испанский языки присутствуют. А так же шведский, финский, португальский, греческий, хинди. Не говоря о социалистах, поляках, болгарах, чехах.

С Дольдом всё кончилось плохо. Четыре года на снимках лёгких не было видно патологии. Даже думал, что пронесло. Но чудеса в нашем деле бывают так редко. Летом 1965 года появились признаки рецидива, потом была трудная осень и смерть с тяжелой агонией. Навещать его было - мука. Понял (эгоист?), - нельзя дружить с пациентами.

... ... ...

Тут следует сказать ещё об одном крёстном моей писательской карьеры, тоже друге, и тоже Юрии, но Григорьевиче, Ю.Г. - иностранце.

Его фамилия писалась как Сент-Джордж. (русскую я забыл). Жену звали Зинаидой Николаевной, из дворян. Отец Ю.Г. по профессии был китаист. После революции жили в Харбине. Потом был "киношником", писателем, журналистом: новеллы, сценарии, очерки, науч-поп. Обосновались в Штатах. Знал лучшие времена. Теперь бедноват, но ещё не очень. Живут в Париже, здесь дочь художница. Двое внуков. Дома говорят только по-русски.

Меня обнаружила их родственница, прочитала "Мысли и сердце", переслала. Ю.Г. написал мне письмо - издать на английском. Возражений нет, передаю права. Это было в 1966-м. Отсюда всё и пошло. С английского переводили на другие европейские языки. СССР не подписывал авторскую конвенцию, но Ю.Г. платил, не очень много, но всё же появились сертификаты для "Березки". Это к слову. В последующем Ю.П. перевёл и издал и другие мои книги: "ППГ 2266", "Записки из будущего". Большого успеха они не имели.

В Союз Ю.Г. приезжал на кинофестивали и по другим делам. Встречались обязательно. Я дважды был у них в Париже. В Лондоне в 1968 г водил меня в дорогой ресторан - два официанта стояли за стульями. И дал 100 фунтов, огромные деньги. Накупил массу книг.

Был Сент-Джордж свободомыслящим и очень "информированным", как теперь говорят. Коммунистов не одобрял, но Россию любил. За мой счёт Сент-Джордж не разбогател. Дела семьи шли к упадку. Из центра Парижа переселились на окраину. Потом Зина умерла от рака. Под занавес Ю.Г. заключил договор с АПН и год жил в Москве, один - учил журналистов, как писать для Запада. Я посещал его при каждом приезде.

Одно из увлечений - парапсихология. Очень обострилось в старости. За свою жизнь он встречался со многими экстрасенсами, верил во всё, даже журнал из Америки в Москву выписывал. Надеялся на общение душ.

Но болел всё равно тяжело: рак лёгкого - курильщик, как и Дольд. Умирать уехал к дочери, в Париж. Это было уже около 1980 года.

Больно было смотреть на близких стариков, обоих Юриев, как страдания съедали интеллект, менялась личность. Думал, неужели и мне такое ? Умом знал, но чувством не верилось. И до сих пор.

Теперь мне 87. "Отрабатываю программу". Пока себя держу.

... ... ...

В те годы у меня была-таки слава: отрывки из "Мыслей и сердца" печатали еженедельники в Париже, Берлине, Мюнхене, Риме. Это кроме книжных изданий.

Ладно, Амосов, хватит хвастать: всё равно не писатель.

14. 1963 г. Взрыв в камере.

С трепетом я подхожу к этой главе: "Взрыв в камере".

Тот день был один из двух самых страшных в моей жизни.

Предыстория такова. В американских журналах появилось сообщение о камерах высокого давления для лечения больных и операций.

Смысл: бороться с кислородным голоданием (гипоксией), через дыхание воздухом в две атмосферы, к тканям поступает больше кислорода. Это важно при операциях на сердце.

Идея меня зажгла: вся наша хирургия ходит под гипоксией.

Конечно, у американцев камеры очень сложны. Не по нашим деньгам. Но всё же есть техника и у нас. Мамолат свёл меня с заводом "Большевик". Это мощный завод: делают в числе прочей оборонки и сосуды высокого давления. Поразговаривал с начальниками. Заинтересовались. От промышленности дали деньги, Одновременно с камерами начали проектировать новое здание - пристройку. Половина - под операционные, другая - под камеры. Даже инженеры, работающие на космос подключились.

Дело закрутилось, хотя и не быстро.

Вот тут я и споткнулся. Нужно было ждать, как ждали 10 лет в институтах Петровского и Бакулева, пока им сделали настоящие камеры.

К 1963 году, наш Отдел биокибернетики уже работал на полную мощь. Доходило до сорока сотрудников. Имели двухэтажный лабораторный корпус.

В числе прочего была первоклассная экспериментальная физиология.

Это присказки. Сказка - решили... (Или я решил? Наверное.) построить сначала малую камеру 1,5 на 2 метра, пока проектируют большую. Чтобы экспериментировать и попробовать лечить больных. А повезёт и простые операции делать. Было лето, задумали поставить её на открытой веранде.

Завод быстренько спроектировал и сделал

Всё сделали инженеры... только не по-людски, а совершенно бессовестно, они сделали камеру под кислород, а не под воздух. Существует закон - поставщик техники отвечает за её безопасность, предлагая правила использования и контроля. Прокурор это потом подтвердил.

За всеми этими фразами сквозит подсознательное желание оправдаться. Наверное, так и было. Но внешне ничем не проявил:

- Я виноват!

Эксперименты в камере уже шли полным ходом, не буду их описывать, всё делалось "по науке" Опыты проводил Владлен, кандидат наук, физиолог вместе с девушками после университета. Всем им были намечены диссертации. Никого не принуждали, шли добровольно.

Более того, Лена с Игорем исследовали больных детишек с синими пороками сердца. Получалось очень хорошо, синева и одышка исчезали. И, даже ещё больше, они же сделали маленькую операцию очень тяжёлому мальчику, недоступную по тяжести состояния в обычных условиях. Я тоже провел два сеанса в камере, хотел проверить самочувствие. Казалось - хорошо.

Владлен вёл эксперименты уже по своему расписанию, не согласовывая со мной, рутинная работа, на потоке.