Кино Ларса фон Триера. Пророческий голос - Ребекка Вер Стратен-МакСпарран

порядка, потому как его символические действия представляют собой форму языка, который напрямую коммуницирует с его целевой аудиторией: их любимый город Иерусалим и его жители (семья, друзья) будут уничтожены. Так сказал Яхве. Это не означает, что Иезекииль не использует символы как форму знака (глина, палочки, идеи) или что знаки полностью ясны с первого взгляда. Иезекиилю часто не разрешается объяснять свое символическое действие до наступления следующего дня. Это согласуется с тем, что цель пророчества как политической формы есть побуждение конкретной аудитории к действию, как было описано выше. Но для аудитории, отдаленной по времени от первоначальных адресатов, значение этого знака не универсально. Поэтому символы более полезны – они понимаются значительно шире. В отличие от знака, символ является обычным изображением или репрезентацией объекта, поведения, метода или системы. Символ – форма знака, которая может иметь глубокое значение, но допускает различные интерпретации (Friebel, 1999, с. 38). Поскольку аудитория фон Триера далека от восприятия первого и даже второго порядка, использование слова «символ» является более точным, чем «знак». Однако как символические действия-знаки Иезекииля, так и символы в фильмах фон Триера диссонируют и разрушают восприятие.

Второе различие возвращает нас к Рикеру. Поскольку опыт Иезекииля – это опыт первостепенного восприятия слов из уст Бога, то никакие мифы о происхождении зла не нужны. Но как только первоначальная аудитория исчезает – понимание зла начинает приходить через мифы. Даже в мире Священного Писания дописьменная история все еще остается тайной, известной лишь по мифам. Миф – это первое движение от опыта к языку, предлагающее структуру и повествование о происхождении мира. Миф может рассказать нам, как человек оказался в своем плачевном и страдальческом состоянии – это самая ранняя стадия размышлений о зле, как демонстрирует Рикер (глава 3). Мифические нарративы могут раскрыть способ взаимодействия символов друг с другом на более продвинутом уровне смысла и содержат символическое значение, поскольку даже без связи с историческими событиями они придают глубину и понимание нашему восприятию мира. Такие нарративы существуют в огромном числе мировых культур. Рикер обобщает их в «Символизме зла»: миф о творении (хаос), трагический миф (греческая трагедия не имеет финала, но позволяет достичь катарсиса), адамический миф (зло «обрушивается» на мир) и орфический миф (дуализм души и тела, в котором тело выступает козлом отпущения) (Ricoeur, 1969, с. 29). Центральный аргумент в «Философии воли» Рикера заключается в том, что адамический миф и библейское представление о зле демонстрируют существенный моральный прогресс по сравнению с предшествующими космологическими и трагическими мифами о зле. Однако самым важным для Рикера является его дальнейшее стремление продемонстрировать, что антропологические объяснения греха и вины лежат в основе человеческой деятельности, и люди несут за них ответственность. Взаимосвязь между мифом и символами в фильмах фон Триера далее исследуется в анализе эстетики стиля фильмов и символических действий Иезекииля, его невербальных пророчеств и стиля.

Невербальное пророчество Иезекииля как символическое действие, символ и пророческий голос

Яхве велит Иезекиилю пророчествовать против лесов в Негеве: «Не погаснет пылающий пламень, и все будет опалено им от юга до севера» (Иез 20:46–47), но Иезекииль отвечает: «О, Господи Боже! они говорят обо мне: “не говорит ли он притчи?”» (Иез 20:49). После трагического разрушения Иерусалима Иезекииль внезапно обретает дар речи (Иез 33:21–22), совершая символическое действие, воплощающее в себе пророчество. И все же чудо его нарушенного молчания, связанное с падением Иерусалима, мало влияет на людей (Иез 33:26–27), поскольку лишь несколько стихов спустя Яхве говорит:

И садится перед лицем твоим народ Мой, и слушают слова твои… И вот, ты для них – как забавный певец с приятным голосом и хорошо играющий; они слушают слова твои, но не исполняют их.

(Книга пророка Иезекииля 33:31–32)

Несмотря на то что Иезекииль признан пророком, он, по-видимому, также имел репутацию артиста и рассказчика историй, так как изгнанники хотят, чтобы он «развлек» их, но не воспринимают всерьез. Поэтому его подход созвучен со словами Фланнери О’Коннор: «Вы должны открыть им глаза на свое видение мира с помощью шока: для слабослышащих вы кричите, а для слабовидящих – рисуете большие и поразительные фигуры» (O’Connor, 1969, с. 34). Но даже возмутительные поступки Иезекииля, его безжалостные предречения кары и отвратительные выражения, не свойственные предыдущим пророкам, шокируют недостаточно, чтобы пробудить желание к переменам. Он знал, что так и будет, ибо во время его призвания Яхве говорит:

Вот, Я сделал и твое лице крепким против лиц их, и твое чело крепким против их лба. Как алмаз, который крепче камня, сделал Я чело твое; не бойся их и не страшись перед лицем их, ибо они мятежный дом.

(Книга пророка Иезекииля 3:8–9)

Возможно, именно драматическая натура Иезекииля, а может, непреклонные изгнанники порождают его невербальные символические действия. Возможно, это результат первоначального послушания, когда он проглотил свиток Господень, на котором были написаны слова плача, стона и горя (Иез 2:9–3:4), после чего проникающие в тело Иезекииля слова Яхве поселяются в нем.

Хотя существует много разновидностей библейского пророческого дискурса, лишь немногие из них являются невербальными действиями-знаками, которые (как и другие типы пророческого дискурса), призваны убеждать окружающих, оказывая эффективное воздействие и не являясь при этом чудесами (Friebel, 1999, с. 11). Кельвин Фрибель[69] показывает, что пророческие символические действия называли «демонстративными поступками», «уличным театром», «пророческой драмой» и «пантомимой», но употребление этих терминов, на мой взгляд, ослабляет их значимость, поскольку они не являются простым представлением. Это действия, направленные на убеждение, наполненные намерением и смыслом. Вслед за Фрибелем я использую выражение «символическое действие» для невербальной пророческой активности в соответствии с определениями терминов «знак» и «символ», используемых в теории коммуникации. Знак считается языковой единицей, используемой для передачи идеи, в то время как символ субъективен и часто предполагает интерпретацию (Friebel, 1999, с. 38). Тогда как символические действия Иезекииля целенаправленно передают послания Яхве и, следовательно, являются «знаками», следует отметить, что эти сообщения зачастую намеренно двусмысленны и вынуждают людей спрашивать, что он под ними имеет в виду (Иез 24:19; Иез 37:18, например). Иезекиилю велено отложить свой ответ как минимум до следующего дня, что риторически может побудить его аудиторию искать ответы и охотно прислушиваться к нему. Кроме того, то, что Фрибель считает эти символические действия «риторической невербальной коммуникацией», вряд ли означает, что они преследуют своей целью всего лишь иллюстрацию. Линдблом утверждает:

Подобные действия служили не только для того, чтобы отразить и придать очевидности конкретный факт, но и для того,