В садах Эпикура - Алексей Леонидович Кац
В садах Эпикура читать книгу онлайн
В 2022 г. исполнилось 100 лет со дня рождения Алексея Леонидовича Каца (1922–1978), блестящего и авторитетного историка, исследователя социальной жизни Древнего Рима и его важнейших идейных течений – манихейства и неоплатонизма (среди конкурирующих философских школ лично симпатизировал более всего Эпикуру и его последователям).
Обширные воспоминания А. Каца начинаются картинами довоенного московского детства, прошедшего в знаменитом посёлке художников Сокол. Уже в школьные годы проявились его интерес к театру и неординарные актерские данные. Рано потеряв отца, арестованного в 1934 году по 58-й статье, он тем не менее поступает на исторический факультет МГУ и успешно заканчивает первый курс. 23 июня 1941 года он сдает на отлично экзамен по истории Древнего Рима своему будущему наставнику А.Г. Бокщанину. Воспоминания автора об историческом факультете МГУ за 30 лет являются важным историческим источником и занимают большую часть его впервые публикуемых рукописей. Его непосредственное восприятие учебного процесса, общение с преподавателями, студенческая жизнь, личное знакомство с крупнейшими представителями советской исторической науки представляют большой интерес. Академические занятия прервала война. Студентов первого курса отправили рыть окопы, где завязались дружеские отношения с известными впоследствии историками Павлом Волобуевым, Юлианом Бромлеем, Михаилом Гефтером и другими.
Во время боевых действий А.Л. Кац был армейским разведчиком, ввиду своих незаурядных способностей быстро продвинулся и окончил войну в Венгрии в звании старшего лейтенанта, кавалером двух боевых орденов, военным переводчиком разведуправления штаба 40-й армии. По возвращении в Москву, А.Л. Кац завершил образование, защитил кандидатскую диссертацию и был распределён в Киргизию, где продолжал поддерживать тесные научные и творческие связи со своими коллегами в Москве и Ленинграде.
В книге присутствует нецензурная брань!
В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Из Гайсина я проехал в небольшой город Брацлав числа 18–19 марта. Было светлое прохладное утро. Чуть морозило по-мартовски. Подъехали к Южному Бугу – неширокой, но глубокой реке. Мост был взорван, через реку ходил паром. Переправа оказалась довольно сложным делом. На берегу скопились машины и пушки, их перевозили в первую очередь. Я увидел здесь начальника инженерных войск 40 Армии генерал-майора Петрова. Он наводил порядок на переправе. Наконец перебрались на правый берег и мы прибыли в Брацлав, но его я просто не заметил: не нашлось времени. Отсюда мы переехали в город Шаргород. Прежде, чем рассказать о нем, расскажу о случившемся с подполковником Браверманом.
В Гайсине он получил приказ от Сваричевского отправиться в одну из дивизий. Транспорта не было, верхом подполковник ехать не захотел: «фюрер» почему-то отказал ему в хорошей лошади. Разгневанный подполковник пошел пешком. Вскоре его догнал Сваричевский на «виллисе» и крикнул: «Браверман! Почему ты так медленно идешь?» – и поехал дальше. Это было явным хамством, от которого «фюрер» так до конца и не излечился. Браверман совсем разозлился, отыскал какую-то саперную часть и добыл там подводу. Так он и поехал, напевая что-то из «Корневильских колоколов». Вдруг от телеги отлетело колесо. Старый ездовой и подполковник надели его снова, но втулка куда-то делась. Солдатик, недолго думая, вынул из патронташа патрон, втолкнул его вместо втулки и для надежности стукнул камнем по капсюлю. Раздался выстрел, и пуля задела шею и ухо Бравермана, склонившегося над колесом. Браверман, которого, казалось, боялась смерть, был ранен. К счастью, рана оказалась пустяковой. Забинтованный подполковник выглядел забавно, т. к. все знали о подробностях его ранения. Но это, конечно, пустяк в сравнении с тем, что случилось несколькими днями позже.
Наши войска освободили Винницу. В ее окрестностях, в деревушке жили до войны старые родители Бравермана. Подполковник взял отпуск на несколько дней и кинулся туда. Нашел пепелище. Некуда было зайти, не с кем было разговаривать. Стариков Браверман убили немцы. Подполковник вернулся в разведотдел. На него было страшно смотреть. Из больших серых глаз бежали слезы. Я слушал вместе со всеми его страшный рассказ, а в углу приткнулся немецкий майор, которого я только что привез. Браверман говорил мне: «Кац, спроси его, почему они убивают стариков?!» Я перевел немцу вопрос, коротко рассказав суть дела. Немец стоял, растерянно моргал глазами, молчал, а Браверман повторял: «Почему они убивают стариков?»
За Бугом начинались места, где хозяйничала румынская администрация. В небольшой городок Шаргород и его округу согнали местных и румынских евреев, устроили страшное гетто, где люди умирали тысячами от голода и болезней. Летом 1941 года толпы румынских евреев (простые люди, ученые, мужчины, женщины, старики, дети), построенные в колонны, брели по степям, изнывая от зноя. Их погнали через днестровские броды. Румынские пограничники полоснули им вслед из пулеметов. Многие упали под пулями, многие утонули. Оставшиеся в живых несли раненых. В одной из этих толп шла Женя. От нее я и узнал эту историю.
И вот в Шаргород вступили наши войске. Ликующие люди встречали их, как триумфаторов, кричали от радости, обнимали бойцов. Полковник Сваричевский и я лихо ехали на ладной бричке, запряженной тройкой отличных лошадей. Восседали мы на как-то приспособленном автомобильном сидении. Мы много слышали о Шаргороде. На улицах увидели множество людей. Они хлопали в ладоши, кричали что-то, ребятишки бежали за бричкой. Полковник Сваричевский крикнул ездовому Бурылеву «Стой!» Я получил приказание освободить место на автомобильном сидении, хитро вмонтированном в бричку. Полковник выбрал глазами в толпе какую-то девушку и пригласил ее проехаться. Она застеснялась, но люди зашумели, усадили ее рядом с безусловно красивым полковником, затянутым ремнями поверх шинели, в серой высокой папахе. Тройка рванулась, люди зааплодировали. Я пошел по булыжной мостовой. Со мной здоровались, я то и дело прикладывал руку к шапке. Не успел я взять в зубы папиросу, кто-то уже предложил прикурить. Я вытащил коробку и стал угощать. Папиросы расхватали в одно мгновение: люди брали их на память. Кто-то сказал: «Кто и когда нам давал закурить?» Какой-то человек подошел ко мне вплотную и раздвинул отвороты шинели на груди. Он воскликнул: «Посмотрите! Это почти мальчик, а у него орден». Другой попросил: «Товарищ, я живу здесь рядом. Прошу, зайдите». Он плохо говорил по-русски. Я ответил, что с радостью бы, но времени нет. Пройдя дальше, я увидел шумную толпу. Подошел. Оказалось, что плотным кольцом окружен майор из политотдела Биргер. Он стоял рядом с конем и вертел в руках уздечку. Увидев меня, крикнул: «Кац, иди сюда. Я не понимаю ни по-немецки, ни по-еврейски. Выручай». И он рассказал: «Я ехал верхом. Я спешу. Я опаздываю. Но меня задержали. Один из них (и он кивнул на окружающих) остановил меня и сказал: «Вы похожи на еврея. Вы еврей?» Я ответил: «Да…» «А кто вы по званию?» «Майор». «Еврей и майор?» Биргер сначала ничего не понял, да и не успел понять. Его стянули с коня и принялись качать. С трудом мы выбрались из ликующей толпы. Мне пришлось попереводить вопросы к Биргеру и его ответы. Наконец я добрался до разведотдела, прошагав через весь Шаргород. Но я не жалел. Я был рад, что полковник прокатил
