Александр Городницкий - След в океане

Примерно через год канадское радио в передаче на русском языке сообщило: «Как нам стало известно, в Советском Союзе впервые написана песня о Канаде. По нашим сведениям, написал ее моряк с военного парусника «Крузенштерн». После этого по радио звучал фрагмент записи этой песни. Уже значительно позднее, в семьдесят шестом году, во время 16 рейса научно-исследовательского судна «Дмитрий Менделеев», попав на заход в столицу Новой Зеландии Веллингтон, я услышал в гостях у ново-зеландского профессора Киблуайта песню на английском языке, записанную на пластинку, которая показалась мне странно знакомой. Она называлась «Заход солнца в Канаде» и представляла собой точный английский перевод моей песни. Правда, исполняло ее женское трио под джаз так красиво, что опознать первоисточник было не просто. Люди, посещавшие в разное время Канаду, говорили мне, что песня широко распространилась среди русской эмиграции в Канаде и пользуется там популярностью. Труднее было с публикацией этой песни у нас. В начале семидесятых главный редактор одного из толстых журналов снял ее уже из набора как «явно эмигрантскую».

На песню эту написано немало пародий. Одна из них связана с печальным событием, случившимся в Северной Атлантике; неподалеку от нас, в 1965 году — трагически погибла американская атомная подводная лодка «Трешер». Оказавшись вблизи от места, где это случилось, мы узнали об этом сначала по радио, а потом в районе появился целый американский флот, ведущий поиски. Из сообщений по радио наше начальство узнало также, что поскольку лодка атомная, то в результате бедствия могло раздавить атомный реактор, что создаст радиоактивную угрозу. Надо было что-то срочно предпринимать. У нас на «Крузенштерне» где-то в боцманских кладовых гнили три положенные по штату старых и проржавевших от морского влажного воздуха радиометра, находившиеся на попечении одного из боцманов, числившегося «военным химиком». Попытка включить их и померить радиацию ничего не дала — дозиметры были неисправны. Вот тут-то командир Власов вспомнил обо мне. Дело в том, что я, как уже упоминалось, по военной специальности — инженер-радиометрист. Меня немедленно вызвали перед грозные очи начальства и приказали «починить и доложить».

Надо сказать, что когда я впервые попал на военное судно, то четкость команд и докладов об исполнении, все охватывающий и предусматривающий корабельный распорядок, грозные кары за малейшее отклонение от указаний, создали у меня, новичка, обманчивую иллюзию, что уж на военном-то флоте в отличие от «гражданки» существует железный порядок. В 11 часов 15 минут, например, принудительная трансляция разносила по всем судовым помещениям такую команду: «Окончить корабельные работы — команде руки мыть», — чтобы никто не забыл вымыть руки, и только через десять минут после того: «Команде обедать». Уже значительно позднее, отплавав на военных судах, я усвоил, что бардак там не меньше, а, пожалуй, даже больше, чем на гражданских, поскольку правду начальству все докладывать, как правило, боятся, поэтому четко, по-военному приложив лапу к уху, рапортуют «есть», хотя и знают, что не только «нет», но даже и быть не может. Мне неоднократно приходилось быть свидетелем того, как утяжеленное погонами и золотым шитьем начальство назначало сроки подготовки для выхода судов, зная наперед, что они нереальны, и подчиненные это отлично знали, но все молчали, опасаясь за свои «звездочки». Приходилось только удивляться, как все-таки при таких порядках мы ухитрились выиграть прошедшую войну. Остается предполагать, что у противника, несмотря на его хваленую немецкую педантичность, порядка было еще меньше.

Когда «Крузенштерн» в перерыве между походами стоял в Кронштадте на причале Усть-Рогатки, то командир одного из стоявших по соседству эсминцев, борясь за первенство по объявленной сдаче металлолома, ухитрился сдать пушку, отвинченную для этого с палубы, в итоге чего занял первое место по эскадре и получил поощрение. Наш «особист», купивший в Галифаксе очередной справочник фирмы «Джейнс» по флотам мира, с горечью показывал мне четкий фотоснимок, на котором была изображена наша новейшая подводная лодка в надводном положении неподалеку от Кронштадта. «Понимаешь, когда такая лодка всплывает, то все посторонние суда и близко не подпускают, — с горечью сказал он мне, — значит, кто-то из своих работает»…

Вооружившись тестером и паяльником и призвав на помощь весь свой прошлый опыт по ремонту радиометров, почерпнутый в основном в студенческие годы, я к концу дня с трудом собрал из трех отсыревших и ржавых радиометров один. Каждый час меня дергал вестовой от командира (телефона у нас в лаборатории не было), интересующегося, как идут дела и нетерпеливо поторапливавшего меня. Эта нервозная обстановка и страх перед грозным начальством заставили меня поторопиться и привели к тому, что я второпях по ошибке неправильно припаял концы ампервольтметра. Поэтому, когда я включил прибор, чтобы опробовать его, индикатор сразу же зашкалил, сигнализируя о сильнейшей радиации (более 100 рентген/час). Холодный пот прошиб меня. Я хорошо помнил описанную выше недавнюю историю с испытанием атомной бомбы на Новой Земле, когда у нас вот так же точно зашкалило все радиометры. Стоявший за моей спиной вестовой испуганно охнул к помчался докладывать на мостик. Оглушительные колокола громкого боя загремели по всему судну, возвещая боевую тревогу. Приказав наглухо задраить все водонепроницаемые переборки и почему-то раздать противогазы, командир дал полный ход, уходя из опасного района атомного заражения. Через два часа был объявлен всеобщий аврал по дезактивации судна. Мыли и чистили все, безжалостно сжигая ветошь, которой тщательнейшим образом протиралось все оборудование и даже рангоут. Только к исходу суток аврал завершился, противогазы были сняты, и мне было предложено снова провести контрольные измерения. Вот тут-то я и обратил внимание на то, что стрелочный индикатор у меня включен наоборот. Когда я включил его правильно, перекинув минус и плюс, стало ясно, что тревога оказалась ложной. Я, однако, к этому времени уже хорошо знал военно-морские порядки и докладывать начальству не стал.

После возвращения в Ленинград я рассказал об этой трагикомической истории Нонне Слепаковой, и она тут же написала на песню «Над Канадой» такую пародию:

Месяц на небо подвешенИностранно и картинно.Где-то рядом гибнет «Трешер»,Гибнет радиоактивно.И нельзя назвать причину,От которой вся кручина, —Хоть похож я на мужчину,Только все же — не мужчина.

Однако самую, пожалуй, актуальную и остроумную пародию на эту песню написал уже в шестьдесят девятом году, во время наших серьезных разногласий с Китаем и вооруженных конфликтов в районе острова Даманский, московский пародист Александр Борисович Раскин: