Владимир Гельфанд - Дневники 1941-1946 годов

Известий сегодня не знаю, но, говорят, взяли Пятихатки - много трофей и пленных. Почитаю сам, тогда буду судить об этом.

Во взводе у меня 14 человек. Помкомвзвод у меня малограмотный, кажется, 4 класса окончил. Но все это не мешает ему быть командиром. Он сержант, очевидно, не впервые помкомвзводом и чувствует себя среди начальства и подчиненных твердо. На мой зов редко откликается, даже часто отмахивается рукой, будто не слышит. Приходится долго кричать, пока он приходит. На подчиненных крепко кричит, те его слушают и расчет его лучший во взводе. Он воспитанник командира роты. Тот его сделал минометчиком, присвоил звание и всегда с восторгом отзывается о нем. Лопатин двемедаленосец (за отвагу и трудовую доблесть) - обе он получил от Соколова. Так он исполнительный, только, если б являлся своевременно, когда его зовут.

Вообще, все здесь разбалованы и недисциплинированны. И бойцы и командиры. Все одинаково поступают, когда зовет их командир.

Махов окончил ВУЗ, но боец. Человек крайне противный, дурноватый и нахальный. Он высоко о себе думает и дерзит. Сегодня, когда я стал требовать свой хлеб (он оказался у Махова), тот сказал что не знал чей это хлеб и отломал корочку, съев ее. Когда же он вернул остатки - там было не больше половины. Я отказался взять этот огрызок, тогда он вынул другую половину хлеба и отдал.

Таковы бойцы некоторые. Трудно с Маховым, но есть еще Карлов. Тот безразлично относится ко всему и, несмотря на свой возраст, крайне неповоротлив (он 25 года). Минометное дело никак не прививается ему, хотя он окончил 4 класса - и такое образование редкость в моем взводе. Почти все 2-3 класса, только один - ВУЗ, Бирюков - 9 классов.

Любит зато Карлов погулять, "полазить" по деревне в поисках продуктов и еще черт знает чего, поэтому часто и отстает в походах. В стрелки его тоже жалко отправлять, но и у себя держать не хочется.

Бирюков сварлив и неопытен к командованию расчетом, да и ленив вдобавок, а так - парень молодой (24 года) и грамотный.

Обо мне и о товарищах своих все мало думают, часто оставляя меня без пищи, а один раз, вчера, чуть было не оставили одного при смене ротой позиций и при переходе сюда. Все зато страстно думают о пище для себя и заняты всецело своими личными интересами. Другие хоть бы все погибли каждого не касается. Что за люди теперь на свете?

Засыпко призван, как и весь его расчет, в этом месяце, но общественной заинтересованности и дружбы между ними больше, чем у старожил. Весь расчет его из старичков состоит. Уважения у них много больше ко мне и ко всем командирам, чем у старых вояк. Я люблю этот расчет, хотя он новый и неопытный и с грамотностью плохо у них дело (больше трех классов нет).

Все. Противник отогнан. Клин расширился невообразимо. Один танк наш загорелся. Видел их экипаж. Он цел. Снаряды от вражеских танков катятся по земле, рикошетя. А больше ничего уже не летает - ни пули, ни снаряды - так далеко отогнан враг. Вперед движется пехота и прочие ***

26.10.1943

Мелитопольский плацдарм.

Позавчера фрицев прогнали с прежнего участка обороны. Выгнали танками, минометами, катюшей, пушками, авиацией, наконец.

30.10. или 1.11.

Столько событий и случаев произошло в жизни моей со дня моей последней записи.

Сейчас вечер. Почти совсем темно. Солнце давно село. Мы подошли к озеру Сиваш, или, как его иначе называют, "Гнилое море". Оно является заливом Азовского.

Здесь заняли оборону. Пока, очевидно, до завтра. Ведь это первый раз мы можем отдохнуть и поспать более двух часов. Последний раз, где я хотел описать "Игру судьбы" - еще два случая, чуть было не ставшие для меня роковыми, я был у села Акимовка, на северо-восточной окраине его, где размещалась опытная станция. Оттуда и начался наш безостановочный путь до самого Сиваш озера. Акимовка, Петровка, Сиваш - крупные села, которые мы прошли за это время.

Продвигались с боями. Снаряды рвались вокруг да около, неся смерть. Многих ранило, многих убило - особенно пехота потеряла. Сейчас фактически у нас пехоты нет. Остались в батальоне минометчики, пулеметчики, санчасть, и прочие "тыловики" по-пехотински.

Мои родные Днепропетровск и Днепродзержинск освободили мои доблестные собратья по оружию. Об этом я узнал еще вчера или, кажется, позавчера из газет, которые я держу у себя.

От папы получил два письма.

Полтора суток бродил, отстав от своих - обо всем подробней в свободное время. Сейчас уже совсем темно и я не вижу букв своего письма.

02.11.1943

Партсобрание полка. Командир полка полковник Паравишников, его зам по политчасти капитан Чертовской, агитатор полка капитан Андреев.

4 или 5.11.1943

Чехово. Ночью подошли сюда, сделав 25 километров. Это расстояние впервые покрылось быстро и незаметно. До Днепра отсюда километров 70.

Крым отрезан. Позавчера ночью нашу колонну бомбили фрицы. Бомбы попали в центр 2-го батальона. Пострадали и минометчики. Ранен был капитан - дважды орденоносец Хлыстов, ранены младший лейтенант Герасимов, с которым я вместе учился, лейтенант Киримов и младший лейтенант Колесник. У моего бойца Пластуна убило брата.

Старшего лейтенанта со второй минроты сняли и хотят отдать под суд, ибо он растерял матчасти минометов. Хуруленко назначен на его место.

Игра судьбы, о которой мне хотелось рассказать, трижды касалась моей жизни за это время. Первый раз - когда снаряд, прорвав стенку моего окопа, целиком улетел прочь и разорвался лишь на верху балочки, где мы стояли. Я тогда глубоко врылся в землю по длине, и это обстоятельство спасло меня.

В другой раз меня постигло еще более опасное происшествие, оставившее неизгладимое впечатление на всю мою оставшуюся жизнь.

Возле опытной станции села Акимовка, в лесопосадке, что перед станцией, заняли мы оборону. Вскоре туда подошли санитары 2 батальона и расположились в окопах (одиночных и глубиной в три штыка). Среди них была и Марийка, та самая Мария Федорова, с которой я не раз беседовал, будучи во втором батальоне и которая так часто веселила минометчиков своей болтовней и смехом. Некрасивая и чуть горбоносая, но симпатичная астраханка, она была постоянным гостем нашей минбатареи.

Теперь я вновь увиделся с ней и долго с интересом разговаривал. Мы сидели в одном окопе. Она показывала мне свой пистолет ТТ и просила поставить на предохранитель. Потом ребята из моего взвода принесли мне соленых огурцов с перцем, и я угощал ими Марию. Мы кушали их с хлебом, и она наслаждалась вкусом украинских солений. Кругом рвались, ухали и гудели снаряды, поднимая то близко то далеко густой серый дым разрывов. Мария, обычно совсем не боязливая и решительная, была сейчас уныла и растеряна. Она вдруг стала говорить о смерти и еще о многом страшном и тоскливом: "Я чувствую, что нам всем не жить здесь сегодня ... Здесь такой ужас ... И зачем только я сюда пришла ... Я могла остаться там, в санбате ... Знаешь, я так боюсь одна ... Я не выдержу сидеть в окопе". Я обещал, что вырою окоп на двоих, и успокаивал ее как мог. Потом снаряды стали пролетать рикошетом над самой головой с таким ужасным шипом, что казалось, что они специально пугают, издеваясь над человеческими нервами.