Николай Капченко - Политическая биография Сталина. Том III (1939 – 1953).

Возвращаясь непосредственно к предмету нашего повествования, можно сказать, что физической смерти Троцкого, по существу, предшествовала его политическая смерть. Ведь основополагающие идеи, которые он пытался претворить в жизнь, сначала будучи одним из ведущих деятелей большевистской партии, а затем в качестве изгнанного лидера оппозиции, оказались всего-навсего политическими химерами, за которыми не скрывалось ничего похожего на реальный анализ реальной ситуации в Советской России. Хотя некоторые его конкретные прогнозы и оказались верными, но они касались не главного – магистрального пути развития страны. Троцкий проявил себя как блестящий полемист и публицист, но как серый и посредственный политический мыслитель, не способный заглянуть за горизонт событий и увидеть то, что удалось увидеть Сталину. Троцкий и Сталин как бы символизируют и олицетворяют собой два принципиально различных и взаимно исключающих пути развития нашей страны. Для первого на первом месте стояла мировая революция, понимаемая скорее как оттиск с теоретического шаблона, следование которому привело бы нашу страну к неминуемой катастрофе. Для второго на первом плане стояли интересы национально-государственного строительства и укрепления социализма как системы путем наращивания мощи Советской России. Иными словами, они исходили из прямо противоположных посылок, и потому смертельная борьба между этими двумя фигурами нашей истории не могла не окончиться поражением Троцкого и троцкизма.

В данном контексте нельзя разделить позицию, выраженную Н.А. Васецким, ввиду того, что она, по существу, игнорирует отправные, главные отличия троцкизма от того, что принято называть сталинизмом. Н.А. Васецкий пишет: «Наконец, убийство Троцкого скорее было – да простится, если можно, мне такое – самоубийством Сталина. Он надеялся, что с физической смертью Троцкого исчезнет носитель тех идей и принципов, которые непоследовательно, но все-таки проводились им в СССР. Поэтому трагедия Троцкого, если отвлечься от реальной личности и взглянуть на проблему масштабнее, под тем углом зрения на нее, какой и пытался задать сам Троцкий, оказывается трагедией не только его, но и его убийцы. Нет, не исполнителя, а именно убийцы – Сталина. А трагедия троцкизма – это и трагедия сталинизма. Только настигла она каждый „изм“ в разное время. С троцкизмом многое стало ясно уже тогда, в 30-е годы. Со сталинизмом проясняется лишь сегодня. Но очевидно, что ни троцкизм, ни сталинизм не имеют будущего. Эти оба „изма“ – вчерашний день человечества»[193].

Не стану вступать в полемику с автором книги о Троцком, поскольку вся моя трилогия, собственно, и посвящена раскрытию истинного, реального содержания политической деятельности Сталина и, если угодно, сталинизма. Но не в его пренебрежительно-ругательном смысле, а в реальном историческом. Ибо серьезные выводы можно сделать только на базе не заведомо заданного подхода, а на основе объективного учета всей совокупности фактов. А главное – учитывая сам дух и характер описываемой эпохи. Ибо смотреть на прошлое через призму настоящего – еще не значит следовать исторической правде, которая, взятая сама по себе, гораздо сложнее и противоречивее, чем однозначные – будь то положительные, будь то отрицательные – выводы.

И еще несколько слов о теме нашего повествования. Троцкисты сразу же после убийства своего лидера заявили, что это дело рук Москвы. Их печатный орган помещал речи и статьи сторонников Троцкого, в которых красной нитью проходила следующая мысль: «Весь мир знает, кто убил Троцкого. Мир знает, что на своем смертном одре Троцкий заклеймил Сталина и его ГПУ в убийстве. Заявление убийцы, заранее заготовленное, окончательное доказательство, если в нем еще есть нужда, что убийство – дело ГПУ… Тов. Троцкий был обречен и осужден на смерть много лет тому назад. Предатели революции знали, что в нем жила революция, ее традиции, надежды. Все ресурсы могущественного государства, приведенные в движение ненавистью и мстительностью Сталина, были направлены на уничтожение одного человека, без средств, окруженного только небольшой группой приверженцев»[194].

И, пожалуй, самое удивительное то, что Троцкий был объявлен его сторонниками чуть ли не надеждой русского народа, который он, в действительности, не то что презирал, но относился к нему с явной антипатией, рассматривая его лишь как горючий материал для своих революционных экспериментов. «Русский народ потерпел самый тяжелый удар, – говорилось в троцкистском „Бюллетене“. – Но тот самый факт, что после одиннадцати лет сталинская камарилья вынуждена была убить Троцкого, что она вынуждена была протянуть руку из Москвы, сосредоточить все свои усилия, чтоб покончить с Троцким, – это самое лучшее доказательство того, что Троцкий живет в сердце русского народа»[195].

Я не стану комментировать этот патетический пассаж, поскольку читатель сам в состоянии оценить его во всей полноте и по всем параметрам. Ведь историю можно сколько угодно переписывать, но ее невозможно обмануть. Такова ее природа.

И, наконец, ответ на поставленный в заголовке вопрос. Не растекаясь мыслью по древу, обозначу свою позицию так. Убийство Троцкого было с исторической точки зрения политическим возмездием, хотя отрицать мотивы личной мести со стороны Сталина значило бы идти наперекор фактам и самой логике поведения и всей политической философии вождя: противник не опасен, когда он мертв. Обращает на себя внимание тот факт, что Сталин лично отредактировал статью, опубликованную в «Правде» 24 августа 1940 г. под характерным заголовком, данным самим вождем, – «Смерть международного шпиона». То, как тщательно генсек просматривал статью, обращая внимание на малейшие нюансы, свидетельствует о том, что он придавал немалое значение тому, как наиболее точно сформулировать отношение Москвы к факту убийства Троцкого. Здесь он стремился до конца выдержать линию, проводившуюся им в отношении своего заклятого недруга на протяжении последних лет. Важно было увязать все это и с прошедшими процессами, на которых отсутствовавший Троцкий фактически фигурировал в качестве главного обвиняемого. Концовку статьи Сталин сформулировал также лично сам. Она звучала так: «Троцкий стал жертвой своих же собственных интриг, предательств, измен. Так бесславно кончил свою жизнь этот презренный человек, сойдя в могилу с печатью международного шпиона на челе»[196].