Владимир Новиков - Накануне и в дни испытаний

Исключительно высокие достоинства системы ШКАС позволили создать на ее основе еще до войны и крупнокалиберный 12,7-мм авиационный пулемет. Сделали это конструкторы оружия Тулы, где в это время в КБ работал малоизвестный молодой инженер Семен Владимирович Владимиров. Он взялся за это дело и завершил его. Пулемет системы ШВАК (Шпитального Владимирова авиационный крупнокалиберный) стал мощным оружием в борьбе с авиацией противника. Однако С. В. Владимиров на этом не остановился. Свой крупнокалиберный пулемет он превратил в 20-миллиметровую авиационную пушку. Эту пушку испытывал на поликарповских истребителях В. П. Чкалов, который дал ей высокую оценку.

Пушка, созданная С. В. Владимировым, получила также наименование ШВАК, так как в ней были заложены принципы действия, разработанные Б. Г. Шпитальным. 20-мм авиационная пушка ШВАК, намного превосходившая по тактико-техническим характеристикам лучшие зарубежные образцы, применялась уже в боях на реке Халхин-Гол в 1939 году. А в начале Великой Отечественной войны ею вооружали даже легкие танки. Несколько сот таких танков участвовало в боях под Москвой в декабре 1941 года. Масса снаряда этой пушки была в 10 раз больше, чем пули, а ее скорострельность - более чем вдвое превышала скорострельность пехотных пулеметов. Пушка ШВАК стала самой массовой конструкцией авиационного вооружения в годы Великой Отечественной войны.

Однако ШВАК оказался слабоват при поражении бронированных наземных целей, когда эту пушку поставили на штурмовик. Тогда в 1940 году тульские конструкторы А. А. Волков и С. А. Ярцев предложили 23-мм авиационную пушку, получившую их имя - ВЯ (Волков - Ярцев). Эта система также надежно поражала броню легких танков и бронемашин и стала основным оружием советских штурмовиков Ил-2. За рубежом пушек такого калибра в то время еще не было. ВЯ-23, производившаяся сразу на нескольких заводах, была наряду со ШВАКом одним из самых массовых видов авиационного пушечного вооружения.

Таким образом, с точки зрения систем авиационного оружия советская авиация вступила в войну вполне оснащенной. Наше превосходство здесь над противником сохранялось до конца войны и являлось одним из важных факторов завоевания господства в воздухе.

Став заместителем наркома вооружения, я по долгу службы встречался со всеми конструкторами, занимавшимися вооружением для авиации. И первым, кого я увидел в своем кабинете, был Борис Гаврилович Шпитальный. Знакомство с ним произошло довольно своеобразно. Как-то в июле 1941 года, когда я проводил совещание с представителями заводов, вошел секретарь и доложил, что в приемной находится конструктор Б. Г. Шпитальный и просит его принять.

- Попросите подождать минуты две-три, - сказал я, - сейчас закончу с товарищами и приглашу его.

Не прошло и двух минут, как я, завершив разговор, вышел в приемную. Секретарь недоуменно пожал плечами:

- Шпитальный уже уехал.

- А зачем приезжал?

- Не знаю.

- Ничего не сказал?

- Ничего. Когда я попросил его обождать, он встал и ушел.

Не придав совершенно значения этому факту (подумал только, что, значит, я был Б. Г. Шпитальному не очень нужен), я вскоре был обескуражен звонком из приемной Сталина. Со мной говорил Поскребышев. Вот что я услышал:

- Товарищ Новиков, как же так получается, вас только назначили на этот пост, а вы уже проявляете бюрократизм - не приняли конструктора Шпитального.

Объяснив, как было дело, я сказал, что готов встретиться со Шпитальным в любое время.

- Товарища Шпитального надо принимать сразу, - подчеркнул Поскребышев и положил трубку.

Позже я узнал, что Борис Гаврилович пользовался особым расположением Сталина. Почти на всех боевых самолетах стояли пулеметы и пушки его конструкции. Сталин позаботился о создании Шпитальному всех условий для работы, хотя, как скажу дальше, тот не всегда оправдывал возлагавшиеся на него надежды.

В общем, мне дали понять, что с этим конструктором надо работать в особом контакте.

Шпитальный пришел снова через неделю, и, хотя у меня опять шло совещание, я сразу пригласил его в кабинет, а товарищей отпустил. Шпитальный представился, а затем спросил:

- Вы меня знаете?

- Да, - ответил я, - слышал о вас и о ваших пулеметах.

Конструктор улыбнулся и, не ожидая приглашения, сел к столу. На нем был хорошо сшитый костюм серого цвета, белая сорочка и галстук в полоску. Держался он очень уверенно, как человек, который знает себе цену. Внимательно глядя на меня, Шпитальный продолжал:

- Я пришел сказать вам, что сейчас в нашем конструкторском бюро готовится к испытаниям тридцатисемимиллиметровая авиационная пушка, равной которой пока нет. Очень хотелось, чтобы вы посетили наше конструкторское бюро и увидели эту пушку. За этим, собственно, я пришел. Посмотрите пушку лично.

Поблагодарив Бориса Гавриловича за приглашение, я пообещал в скором времени побывать в конструкторском бюро. А удалось поехать лишь через две недели. КБ находилось на тихой городской улочке, в неприметном трехэтажном особняке с тяжелой крепкой дверью. Шпитальный сразу повел меня туда, где шла работа над тридцатисемимиллиметровкой. На прочном столе лежал внушительной толщины ствол с собранной казенной частью. Таких авиационных пушек я еще не видел. Этот калибр привычней был для зениток и легких танков. А новая пушка Шпитального с могучим стволом предназначалась для воздушных боев.

Тут я увидел и Комарицкого, бывшего ижевца, с кем вместе работали в мотоциклетном производстве. Очень энергичный, хотя и чуть полноватый человек, Иринарх Андреевич обладал необыкновенным даром - мог сделать то, что другому оказалось бы не под силу. Во время одного пробега ижевских мотоциклистов на машине Комарицкого лопнул поршень. В первой же деревенской кузнице он залатал его и нагнал товарищей. С тех пор, как мы расстались, Иринарх Андреевич мало изменился и был рад увидеться со мной, вспомнить ижевские дела.

Комарицкий рассказал о новой крупнокалиберной авиационной пушке, которая уже, как оказалось, проходила полигонные испытания. Пушки такого калибра на самолеты еще не устанавливали. Техническая мысль и умение советских конструкторов намного опережали старания зарубежных коллег.

Почему так получилось, не берусь судить. Но приоритет наш был бесспорным.

О новой авиационной пушке Иринарх Андреевич говорил без хвастовства - есть еще недостатки, требующие устранения. Авиаторы просят облегчить пушку, увеличить боезапас и т. д. Над этим и трудится сейчас коллектив конструкторского бюро. Я похвалил конструкторов, но заметил, что, как заводской работник, нахожу некоторые узлы тридцатисемимиллиметровки сложными в изготовлении, посоветовал, если можно, упростить их. Мне показалось, что Шпитальный не очень прислушивался к моим словам, видимо, считая, что все вопросы в основном уже решены, пушка на выходе и надо ли что-то менять, если идет война и дорог, как говорится, каждый час.