Последнее интервью - Бэлла Алексеевна Куркова

того как мы с сестрой Ириной прочитали все эти материалы, я стала жить на Чукотке по-настоящему.

Сценарий мы писали очень быстро. Ирина материалы подчитывала, потому что у меня с глазами не очень важно. Мне было никак не обойтись без ее помощи. Особенно то, что там не очень разборчивым почерком написано. Мне нужно было вычитать, посмотреть: хорошо ли сказано предложение. Прочитать несколько раз все письма моих коллег, журналистов, и письма геологов.

Вот этот кабинет, в котором я работаю, где бывает много разных людей, однажды стал чем-то особенным. Мы засели за дело. Другая работа идет параллельно, потому что хватает и ее. Сидим в моем кабинете за круглым столом, и вот, когда остается совсем немного, Ирина говорит:

– Поехали домой. Двенадцать ночи, пошли домой. Невозможно, мы уже сутки сидим.

Я говорю:

– Давай останемся до утра, допишем до конца сценарий. Мы должны закончить. Все, уже больше нельзя оставлять.

Сестра настаивает, говорит про здоровье, намекая на то, что я намного старше ее.

У нас даже произошла небольшая ссора на этой почве. И мы остались. Я сказала так:

– Хоть плачь, пока не закончим, не уйдем.

И она в первый раз здесь осталась ночевать. Я-то привыкла. Мы же ночами всегда монтировали.

Я сказала:

– Не выпущу.

Мы остались, чтобы дописать этот сценарий. По-моему, 230 страниц. Двое суток мы просидели, не выходя, какими-то сушками питались с чаем. В девять утра мы закончили сценарий. Пошатываясь, поехали домой.

И там Ирина включает телевизор, и мы слышим про какой-то вирус. Какой еще вирус? И выясняется, что в стране началась страшная история. Какой-то появился коронавирус. А как же Чукотка-то? На самом деле стало просто плохо. Я представила, что сейчас будет паника.

Я быстренько попросила отправить сценарий руководителю канала, Сергею Леонидовичу Шумакову.

И, несмотря на всю пандемию, на весь шум, который поднялся в связи с этим вирусом, сценарий был прочитан мгновенно. Через сутки он был принят Москвой. И мне сказали:

– Ты поедешь на Чукотку.

Я думала, что это так просто, как когда-то. В молодости я, бывало, приезжаю на аэродром певекский, Апапельгино, а самолет – на взлет. И я машу рукой, мне ни билета, ничего не надо. Самолет останавливается, вывешивается лесенка. Я поднимаюсь и лечу, потому что все понимали, что я журналист и еду я по делам. Потому что мне очень нужно. Потому что меня отправили в эту командировку.

А здесь мы столкнулись с тем, что мало того, что коронавирус, но вообще попасть на Чукотку очень трудно. Очень много запретов, а самое главное – это стоит огромных денег.

Началось хождение по мукам. Мы полтора года вымаливали. Мы действительно ходили в храм, в Преображенский храм, с тем чтобы просить Господа помочь нам, чтобы эта экспедиция состоялась. Мы обращались ко всем нашим друзьям, от которых зависела эта поездка.

Я предлагала упросить Шойгу, чтобы на остров Врангеля нас взяли. Мне говорят:

– Это непростая ситуация – остров Врангеля. Там болеют люди. Военные.

Но я мечту не оставила. Я верила, что поеду. Нашлись люди в нашей стране, которые знают меня как журналиста. Среди них Михаил Борисович Пиотровский, среди них Сергей Вадимович Степашин. Среди них чукотский губернатор и губернатор Магадана. Среди них Люда Фомичева, которая была тогда председателем Союза журналистов Санкт-Петербурга. И еще люди, которым я безмерно благодарна. Они написали письма поддержки, чтобы найти способ нас отправить на Чукотку. Это было непросто, очень непросто. Я понимала, что и дороги непростые, да еще этот ковид. В общем, обошлось нам это ожидание в два с половиной года.

И вот наконец все улажено. Решено. Мы летим на Чукотку. Собралась вся бригада. Мы все на грани счастья. Потому что нас ждут совершенно невероятные, марсианские закаты, юпитерианские рассветы. Когда закат превращается в рассвет. Цвета меняются. Это что-то невероятное.

Я понимала, что от той Чукотки, на которой открыли большое золото, вряд ли что-нибудь осталось. Во всяком случае, лагерного Певека нет. А он был такой уютный. Там жили такие люди в шестидесятых годах! Романтики. Просто обыкновенные люди там не сидели больше года.

Отправляясь на Чукотку, я надеялась, что застану там романтиков, похожих на тех, которые жили в ту пору, когда мы вместе с Олегом носились с экспедициями, ездили к розовым чайкам. Я надеялась, что дух Чукотки сохранился. Как мыс сохранился, сохранились сопки. И Ледовитый океан никуда не делся…

Королев

Мы полетели на Чукотку, но до того мы поехали в Королев. Это была трудная дорога. Королев – небольшой городок, почти Москва уже. Маленькое кладбище с небольшим камнем, который привезли люди с Чукотки на могилу, когда Олег умер[35]. Кладбище такое не очень красивое.

Я принесла на его могилу цветы… Олег всегда мне дарил незабудки, огромными охапками. Где он их собирал в тундре, я не знаю. Но если это был букет, это был огромный букет. Когда он держал у лица этот букет незабудок, то глаза у него были ровно такого же цвета, как незабудки. Абсолютно голубые красивые глаза.

Таких, как Олег, наверное, на свете по пальцам пересчитать, несколько человек среди всех народов и наций. Удивительный человек! Из очень простой семьи, мать – сельская учительница, отец – станционный смотритель. Что проще может быть? А такого парня хорошего воспитали. Он брался за любую, самую тяжелую работу. Такой был человек. Такой был веселый, отзывчивый. Он стольким людям помогал.

Мы с большим трудом нашли подъезд, откуда Олега проводили на кладбище. Где он писал, где он трудился над всеми своими последними произведениями.

Спустя шестьдесят лет в Королеве я увидела то, что могла увидеть двадцать пятого сентября шестьдесят первого года…

На четвертом этаже дверь. Я стояла, смотрела на нее и представляла, как Олег в этой квартире ждал моего звонка, моей телеграммы, меня на такси. Как он ходил там, по этой комнате. Он ждал меня, что я приеду, что мы встретимся и подумаем о том, что будем вместе делать. А я не хотела «вместе», ни с кем. Я хотела стать журналистом самостоятельно!

Я прижалась лбом к этой двери. Я понимала, что тогда потеряла друга. В мужья он мне не годился, у меня к нему были другие чувства. Друг он был настоящий. Папа, мама и все остальные хорошие родственники совмещались в этом человеке. И я знала, что, случись хоть капелька трудностей, он тут же прискачет, и все будет хорошо. А я тогда не приехала,