Дитер Хэгерманн - Карл Великий

Привязанное к языческим государям жизнеописание христианского правителя и одновременно обновителя угасшей в 476 году Западной Римской империи было неслыханным в интеллектуальной сфере риском. В противоположность масштабной биографии святых и приверженцев церкви здесь отсутствовал фактор педагогической полезности. Ведь Эйнхард объявлял деяния своего господина «едва подражаемыми». С точки зрения античности его интересовало сохранение канвы событий, исторической памяти и земной славы через преодоление смерти. Уже во времена поздней античности сложился агиографический жанр биографий святых, которые, предназначаясь для общего чтения, преподносят наследие святого как сознательное подражание Христу, адресуясь к читателю, а еще больше к слушателю, побуждая его к нравственному образу жизни в потустороннем мире. Известный пример такого рода запечатлевающегося в памяти, достойного подражания и целительного образа жизни являло собой житие святого Мартина, сокращенный перевод. Автором этого писания был Сульпиций Север. К этому источнику отстраненно и в полемическом ключе обращается Эйнхард, особенно во введении. Ведь он ставил цель акцентировать характерный жизненный путь своего героя, его заслуги как военачальника и государственного деятеля, подать в прагматическом плане его непреходящую славу, противопоставив ее целям агиографии, почти исключительно обращенным на потусторонний мир.

Целенаправленная внутренняя структура биографии по схеме Светония удержала Эйнхарда от манеры изложения с акцентом на потустороннее спасение. Вместе с тем парадоксальным кажется то обстоятельство, что Эйнхард целому ряду похожих биографий античных правителей (отдавая, естественно, предпочтение житию Августа) противопоставляет историю жизни франкского короля, причем императорский титул Карла упоминается лишь в очень немногих, почти неизбежных случаях. Причины и намерения, которыми когда-то руководствовался Светоний, в результате текстовых утрат нам неизвестны. Однако нет сомнения, что речь прежде всего идет об историческом письме, в то время как Эйнхард ставит памятник своему герою, который, на взгляд духовных соавторов столетия, в любом случае принадлежал бы Христу. Эйнхард смело отбросил духовные ограничения. Это — неповторимый подход в эпоху средневековья, если не учитывать жизнеописания Альфреда, созданного Ассером, ибо и последующие так называемые жизнеописания правителей являются скорее хронологическими повествованиями о деяниях, нежели биографиями, структурированными под воздействием доминирующих взглядов. Это замечание относится к «Деяниям» Конрада II или Фридриха I.

Эйнхарда упрекали в плагиате, поскольку его манера изложения нередко напоминала стиль Светония. Однако что могло послужить ориентиром при написании биографии правителей? Ясно, что едва ли Эйнхард только во имя классичности латыни сознательно выбирал выражения и языковые характеристики в своем произведении, если ему казалось уместным представить нового Августа — франкского короля, ставшего императором. Достаточно часто автор вынужден учитывать специфику своего времени и окружения. Поэтому он правил некоторые пассажи и фрагменты произведения, редактировал и тем самым правдиво воспроизвел собственные впечатления. Описание того, как воспитывались сыновья и дочери Карла, ни в коей мере не соответствует взглядам Светония, а остается в русле аристократической педагогики раннего средневековья.

Эйнхард, выходя далеко за рамки произведения, оказывается в состоянии познать истинный характер Карла не средствами современной психологии, а опираясь на сущностный подход к личности великого франка. Он делает это с помощью античной философии, оперируя заимствованными у стоицизма терминами «Constantia animi», «magnanimitas» и «aminositas», которые можно передать словами «твердость», «великодушие» и «духовно-физическая гибкость». Их семантика покрывается словом «динамика». Данные понятия решительно отличаются от подлинно христианских добродетелей, таких, как «смирение», «самоотречение» и «способность к страданиям». На императора, безусловно, воздействует христианский взгляд на проблему правления, воплощенный в защитной функции в тесной связи с соблюдением права и сохранением мира. Но император — не «священный» король, равно как и не ветхозаветный царь. Он — преемник античных кесарей, титул которых носит с момента своей императорской коронации на Рождество 800 года, хотя, на взгляд Эйнхарда, империя как институт почти поглощена франкским королевством.

Карл удостоился «памятника старины седой», который простирается над равнинами эпохи и даже в исторических анекдотах не соприкасается с современниками. Между тем это произошло уже два поколения спустя: хаусбух (домашняя книга) монаха Сен-Галленского монастыря Нотксра Заики столкнулся с «Деяниями Карла Великого», в которых предпринята попытка героизации его как судьи и полководца и затушевывания его призвания как хранителя очага и наставника. Там же ставилось под сомнение его «срединное» положение в понимании Эйнхарда.

Между тем в стилизации по античному образцу, к чему склоняется Эйнхард, современного читателя подкарауливает опасность потерять из виду вполне современные, характерные черты великого франка как политического деятеля и человека, жившего в условиях раннего средневековья. Например, его глубоко христианский моральный облик правителя, смирение, но прежде всего мистическое начало, воспринятое от апостола Петра, и тесное единение с Римом как основа политического существования.

Правда, Эйнхард в существенных областях не противоречит главным акцентам произведения. Отстаивая его трезвучие как схему биографии, Эйнхард фиксирует жизнь своего героя и вместе с тем дает ее фрагментам совершенно разные оценки. Так, в первой основной части в центре внимания также «военные сведения», однако значительный раздел внутренней политики, к которой у Светония примыкают непосредственно военные аспекты, у Эйнхарда подается как самостоятельный раздел «Об управлении империи». В то время как черты характера его героя, политика в сфере семьи и брака представлены во втором основном разделе жизнеописания кесарей и выплескиваются в житие героя, третья часть произведения, посвященная кончине героя, концептуально повторяется у него в четвертом разделе.

Однако, к нашему сожалению, часть произведения, посвященная внутренним условиям империи Карла, получилась сравнительно худосочной и фрагментарной, в то время как от строго скомпонованного описания Светония, обильно приправленного историческими анекдотами, пришлось отказаться в угоду широко представленной повествовательности.