Король пиратов. Удивительная история Генри Эвери и зарождение Золотого века пиратства - Шон Кингсли

которым обошлись «скандальным и несправедливым образом»[49], превратился в бурлящий котел ярости с «огненным нравом»[50]. Он собрал все свои пожитки и, с юности «обученный морскому делу»[51],[52], отправился в Лондон. И все же этот человек всегда любил своего короля и страну. Что касается коррумпированных людей, злоупотребляющих властью и высокими постами, то «он питал смертельную ненависть ко всему народу из-за вреда, причиненного несколькими личностями»[53]. Единственным убежищем, единственным местом, где он чувствовал себя по-настоящему вольно, оставалось открытое море. Генри Эвери должен был что-то сделать со своей злополучной жизнью. Сирота и несостоявшийся владелец поместья поклялся, что, как только представится возможность, он «отомстит врагам своей страны»[54].

Несколько лет об Эвери не было слышно. Безрассудный, беспечный, полный «необычайной энергичности и пылкости»[55], он командовал брандером во время англо-голландской войны, проявляя лихость и, казалось, ища смерти[56]. Один из моряков вспоминал, как видел его в бою: «Весь в огне, он сцепился с высоким Голландцем [голландским кораблем]… густые ливни смертельного града пронзали горящую парусину – они стояли борт о борт, он был первым и последним в опасности – мы видели, как они оба взорвались, страшный удар в бурном водовороте закружил волны»[57].

Все это время Эвери с тяжелым сердцем ждал благоприятного момента. Он «объявил войну человечеству, отрекся от прав, для которых был рожден как член общества»[58]. Когда он сделал шаг к «мятежу в аду»[59], месть оказалась сладкой.

Глава 3

Аутсайдер

Старая Англия без особой терпимости относилась к «иным» – тем, кто отличался в культурном или религиозном отношении, будь то цвет кожи или выбранный бог. Прежде чем написать «Робинзона Крузо», стать великим романистом и приложить руку к блокбастеру XVIII века «Всеобщая история пиратства»[60], Даниель Дефо – или Фо, как его назвали при рождении, – значительную часть жизни прожил в тени комком нервов. Семья Фо происходила из ветви пуритан, известных как диссентеры[61]. Эти протестанты не соглашались с официальными идеями англиканской церкви. Пренебрежение взглядами большинства рисовало мишень на спине Даниеля – разгуливал ли он по улицам, стремился ли получить образование или искал работу, и обида на людей сделала его еще большим аутсайдером, нежели Генри Эвери.

Даниель Фо родился в оживленном лондонском приходе Сент-Джайлс в районе Крипплгейт за северными стенами города. Всю жизнь он ощущал себя изгоем. Его детство и юность пришлись на сумбурное нестабильное время. В 1660 году, когда родился Фо[62], на престол вернулась династия Стюартов. Начались гонения на пуританскую веру семьи Даниеля. В эти дни ужасов, немыслимых даже для взрослого человека, не говоря уже о маленьком мальчике, казалось, что близится конец света. В 1665 году в город пришла бубонная чума, убившая более 70 000 лондонцев. Из 20 000 жителей Крипплгейта умерло почти 8000. Не успел город перевести дух, как в сентябре 1666 года Великий пожар уничтожил две трети Лондона, стерев с лица земли средневековый город деревянных домов, лавок и складов[63].

Затем в июне 1667 года, во время Второй англо-голландской войны, город охватила паника, а нация подверглась унижению. Голландские суда поднялись по реке Медуэй, потопили и захватили несколько английских военных кораблей и без помех ушли[64]. Пальба голландских судов доносилась до Лондона. Существовал риск, что враги пронзят сердце Англии. Мальчику исполнилось семь, и он чувствовал, как Лондон окутывают холод и страх.

Примерно в десять лет Даниель лишился единственной надежной опоры – семьи[65]. После смерти матери Элис мальчик остался неприкаянным в нестабильном мире. Отец Джеймс чаще отсутствовал по делам, нежели находился дома, и Даниель оказался предоставлен самому себе – тони или выплывай.

Приверженность вере открывала дорогу неприятностям. Семья Фо поддержала своего пастора Сэмюэля Эн-несли, когда тот отказался подчиниться Акту о единоверии 1662 года[66] и использовать новую Книгу общих молитв во время церковных служб. Два года спустя группам более чем из пяти человек запретили совершать богослужение, если они не соглашались использовать официальный молитвенник. В 1672 году винтики террора затянулись, и преследования инакомыслящих протестантов усилились. Более трех тысяч священнослужителей оставили свои посты, не приняв Акт о единоверии[67]. Еще 8000 заключенных протестантов-диссентеров за время правления короля Карла II умерли в тюрьмах[68].

Молодой Даниель с опаской смотрел на папизм и угрозу захвата власти католиками. Диссентеров приводил в ужас король-католик – Яков II, герцог Йоркский, брат короля Карла II, вступивший на престол после смерти Карла. Меньшинство, к которому принадлежал Даниель Фо, составляли отчаявшиеся люди; их преследовали суровые законы, их запугивали, на них доносили. Когда лондонские колокола призывали верующих к субботней молитве, этот звон не предназначался для юноши.

Вера не позволяла семейству Фо поступать на государственную службу. Неограниченные возможности сулила торговля: на фоне нового дивного[69] Лондона, который возник на обломках, оставшихся после Великого пожара и «черной смерти», у Британии пробудились мировые амбиции. Даниель Фо родился и вырос в семье состоятельного изготовителя свечей, который воспользовался этими возможностями, занявшись заморской торговлей, и стал успешным игроком в столичном бизнес-сообществе.

В юности Даниель провел много счастливых часов со своим дядей Генри в Олдгейте, в восточной части города. Успешный шорник, Генри владел большим домом с шестью очагами[70], который окружали склады[71]. В мастерской, наполненной запахами свежей кожи, Фо с замиранием сердца слушал рассказы о делах дяди, торговавшего с развивающимися британскими колониями в Америке. Разговоры о больших прибылях за океаном будоражили воображение Даниеля. Как у Робинзона Крузо, у него возникла «страсть к скитаниям», которая поспособствует его будущей карьере. Неслучайно Дефо писал об одиноких и маргинальных личностях, обретавших новую идентичность, самосознание и статус. Тексты овеществляли его собственные мечты.

Джеймс Фо, серьезный пуританин, не одобрявший скандальные события при дворе, бессмысленные пьесы, игорные столы, общественные танцевальные и концертные залы, процветавшие в светском Лондоне, работал день и ночь, чтобы подготовить сына к жизни. К 1671 году «торговец сальными свечами» выбился в «джентльмены»[72]. Сыну требовалось образование, подобающее такому статусу.

С шестнадцати лет Даниель посещал академию Чарльза Мортона в Ньюингтон-Грин на севере Лондона – оптимальный вариант для сыновей преуспевающих диссентеров, которым запрещалось учиться в Оксфорде и Кембридже[73]. Хотя учителя-священники вроде Мортона проявляли крайнюю осторожность в страхе перед «полицией мысли», Фо получил первоклассное образование. Мортон – выдающийся ученый, до наступления плохих времен работавший в