Любовные истории в Стране восходящего солнца - Юлия Алексеевна Чернышёва

и минуты покоя; когда мысли то туда, то сюда; и за всем этим – спать в одиночестве и ни единой ночи не иметь спокойного сна! При этом, однако, нужно стремиться всерьез не потерять голову от любви, чтобы не давать женщине повода считать вас легкой добычей».

Так и видишь перед собой послушника или монаха, чей суровый вид и грубая одежда скрывают сердце, полное страстей и желаний. Невольно возникает вопрос: а зачем уходить от мира, если ты страстно привязан ко всему мирскому? Но если бы на все сложные вопросы существовали однозначные и простые ответы, то мы все жили бы в совершенно ином мире.

Что же произошло в стране после того, как почтенный Докё занял свое место в сердце императрицы? Прелюбопытнейшие вещи! Кокэн вернулась к жизни полной сил и самых лучших намерений. Помочь воплотить их в жизнь должен был высокомудрый Докё, который очень быстро занял один из высших постов в иерархии буддистского духовенства, потеснив ставленника Фудзивара-но Накамаро. Ни «Манъёсю», ни «Нихон рё: ики» не подскажут нам, какие страсти разгорелись в придворной борьбе между императором Дзюннин и императрицей Кокэн. Первого поддерживал злонравный Фудзивара и, можно предположить, что новый государь и его серый кардинал могли рассчитывать на успех, но Будда рассудил иначе. В 762 году, вскоре после появления Докё, Кокэн приняла монашество. Однако, вместо того чтобы удалиться от мира и закончить свои дни в благих размышлениях о Путях Истины, она заявила, что все важные вопросы по управлению страной она милостиво берет на себя. Дзюннин мог заняться вопросами не столь значительными. Кому-то в конце концов надо возносить благодарственные молитвы богам или оценивать поэтические состязания придворных аристократов. Человек несведущий скажет: это пустяк! Но тот, кто так говорит, никогда не бывал на состязаниях поэтов и не знает, что судить их труд посильно только истинному потомку пресветлой Аматерасу! Дзюннин, очевидно, думал иначе, и дело закончилось очень нехорошо. Хотя государыня Кокэн и вступила на путь Будды, в критический момент она не колебалась в решениях. Отряды верных людей Накамаро и Кокэн устроили небольшую гражданскую войну. Вообще, в армии того времени был обязан служить каждый четвертый мужчина, оружие было казенным, выдавалось новобранцам во время похода, а сами вооруженные силы были весьма внушительны и значительно превосходили насущные потребности Японии того времени. К слову сказать, качество этой самой армии оставляло желать лучшего. Противоборство Фудзивара-но Накамаро и Дзюннин, с одной стороны, и Кокэн – с другой, обошлось без привлечения этой громоздкой массы. Люди Накамаро были частью перебиты, частью бежали в отдаленные провинции. Сам Накамаро разделил судьбу своего дальнего родственника Татибана, с которым он так немилостиво обошелся. А для Фудзивара никто не захотел просить о милосердии, и он был казнен. Злополучный Дзюннин отправился в ссылку в Авадзи. Вскоре он предпринял неудачную попытку побега и довольно быстро (на следующий день) скончался. Мы упоминали, что современному читателю сложно оценить всю тяжесть изгнания из столицы. Великолепная Нара – единственный настоящий город в стране. Это единственное место, где может жить благородный человек, что уж говорить про императора! За пределами начинались унылые земли, населенные полудикими крестьянами и полуграмотными чиновниками. Скудость, дикость, тоска и отчаяние, слезы беспрестанно орошают рукава, а глаза с тоской смотрят в сторону столицы. Строго говоря, существует обоснованное мнение, что изящная и высокая культура, сосредоточившаяся в Нара (одних грамотных чиновников насчитывалось более шести тысяч), напоминала маленький островок, окруженный океаном нищеты и дикости. Впрочем, мы отвлеклись…

Дзюннин умер поразительно своевременно, положив тем самым конец начавшемуся было противоборству. Свое посмертное имя, под которым мы его знаем, он получил уже в XIX веке, случай довольно необычный. А в стране началось новое правление Кокэн, которая не замедлила взять новое имя – Сётоку.

Императрица Кокэн. Старинная японская гравюра

Докё получил необычный титул «дайдзин-дзэндзи», что означает «министр-монах». Звание невиданное раньше, и можно представить, в какое изумление пришли придворные, но это было только начало! Последовал указ, который гласил: «Хотя я обрила голову и облачилась в одежды монахини, я должна повелевать Поднебесной. Согласно сутре, Будда рек: “О цари! Когда вы всходите на престол, вы должны пройти бодхисаттвы чистейшее посвящение”, а посему для того, кто стал монахом, нет причин, чтобы отстраниться от управления. Почитаю потому за благо, чтобы у меня, императрицы-монахини, был министр-монах».

Размах свершений Докё был воистину богатырский. Надежное положение при императрице Сётоку открывало окно безграничных возможностей. По всей стране развернулось строительство буддистских храмов, ну а что за храм без земельного надела! Правда, с относительной независимостью буддистской общины было покончено, она оказалась под бдительным контролем государства. Была проведена ревизия, которая выяснила, что в стране насчитывается около восьми сотен монахов и вдвое меньше монахинь – не такое уж и огромное число искателей спасения. Теперь каждый послушник или послушница, пожелавшие пройти посвящение, должны были ожидать решения специального совета духовенства и постановки личной печати самого Докё. Заодно все последователи пути Будды были включены в систему государственных рангов, что автоматически объединило их с многочисленным чиновничеством. Конечно, аналогия с синодальным периодом в истории православной церкви весьма натянута (чем грешат многие сравнения и аналогии), но все-таки что-то в этом есть. Монахам, не прошедшим, как бы мы сказали, регистрацию, строго запрещалась бродить по дорогам, болтать и смущать неокрепшие умы своими разглагольствованиями. Здесь мы должны внести небольшую ясность в вопрос распространения веры в Стране восходящего солнца. Аналогия с крещением, когда главная цель миссионера – убедить как можно больше язычников и загнать их в реку, не совсем верна. Каждый, кто присоединился к Церкви, будет спасен, и это прекрасно! В Японии же власти рассматривали буддизм как форму магии, которая пришла из-за моря и которую не худо бы использовать с максимальной эффективностью. В каждой провинции должен быть храм, где будут возноситься молитвы, но движение веры в массы совершенно излишне, скажем больше: вредно. Таким образом, и во время всемогущего Докё положение буддистской общины было не лишено истинно японского своеобразия. В конце концов, если слишком много мужичья бросится спасаться от гнета колеса кармы, то кто, спрашивается, будет сеять рис, воевать с варварами и выносить мусор? Чтобы массы не чувствовали себя обделенными вниманием на этом празднике духовности, они могли заняться вырезанием деревянных пагод. Мятеж Фудзивара породил скверну, и для очищения от нее было решено вырезать миллион этих самых пагод. И для души польза, и народ избавится от вредной привычки к безделью в свободное от работ