Полумарафон: история одного побега. От себя - Ольга Панина

«Самое подходящее время», – подумала я и направилась к цели.

На мне была серая шубка, теплая и пушистая. Около стенки снег был притоптан, и мне было легко забраться на первую ступеньку. Вторая. Третья. Я легко карабкалась наверх, перехватываясь руками и переставляя ноги. Я уже ощущала себя победителем, нужно было только схватиться рукой за верхнюю перекладину и перелезть на другую сторону. Но что-то пошло не по плану.

Почти на самом верху лесенки было круглое отверстие, и оно привлекло меня больше, чем первоначальная цель. Я решила, что пролезть в него сейчас гораздо важнее покорения вершины.

Разочарование настигло сразу. Оценить и соотнести габариты своей шубки с диаметром отверстия я смогла только тогда, когда оказалась в безвыходном положении. Железный ободок плотно сковал меня в своих объятиях так, что голова и руки у меня свисали с одной стороны конструкции, а ноги болтались с другой. Я пыталась выбраться из плена, как Винни-Пух. В панике думая то «я лучше назад», то «нет-нет, я лучше вперед». Но ни назад, ни вперед вылезти уже не получалось.

Нашли меня висящей и поникшей. Прошла, казалось, целая вечность с момента, как я поставила себе цель, и до извлечения меня из железных тисков. Воспитатели тянули меня, как репку, приговаривая:

– И как тебя угораздило так застрять!

Но говорили по-доброму, едва сдерживая смех. Не ругали и не кричали.

В группе мне налили горячего какао и дали печенье. Руки давно отогрелись, а снежные колтуны на варежках потихоньку таяли в сушилке. Было по-домашнему уютно сидеть на стульчике, хрустеть сладким печеньем и запивать ароматным густым какао.

А на шубке в это время бесповоротно и фатально уже зияла прореха – от моих усилий и взмахов левый рукав отделился от спинки. Не сильно и не критично – ровно по шву.

– А это еще что такое?! – орал дома отец. – Я работаю, покупаю тебе красивые вещи – ни у кого нет такой шубки. И что? Что это за дырка? Ты как себя ведешь? Тебя вообще где воспитывали, матрешка?

Слова били остро и оставляли глубокие пульсирующие раны на душе.

Детство – это особый уровень нормы. Это вера в Деда Мороза, счастливый билетик и исцеляющую силу подорожника. Это убежденность, что весь мир вращается вокруг тебя, а чудеса случаются, если очень этого захотеть. В тот момент я хотела бы снова оказаться на дневной прогулке и строго-настрого запретить себе лезть на эту стенку. Я ведь все равно ее не покорила, только рукав порвала. Утренняя уверенность в своей неотразимости во время бега сильно покачнулась. Гневные окрики отца забивали гвоздь моей самооценки по самую шляпку.

Через полчаса он уже храпел, сидя в кресле перед включенным телевизором, а я пила на кухне невкусный остывший чая и кирпичик за кирпичиком выстраивала глухую стену нового уровня своей детской «нормы», в которой уже не было места веселым приключениям и спонтанности.

* * *

Постепенно я становилась ребенком, не похожим на других детей, быстро и безвозвратно теряя детскую непосредственность. Я выглядела как обычный ребенок, и другие люди не замечали ничего особенного. И только при близком общении они могли разглядеть гнетущую тоску в моих глазах и недетскую озабоченность.

Глава 4. Никотиновый путь и некупленный арбуз

Ночь перед забегом была беспокойной. Я собрала целый сет из наречий, которые мешали мне уснуть: неудобно, жарко, душно, страшно, шумно – так было до полуночи. Холодно, голодно и бессмысленно стало ближе к рассвету. Поспать удалось три часа, пока беспардонный звон будильника не выдернул меня из тревожного забытья. Я, окутанная синдромом джетлага, с трудом присела на кровати. В таком состоянии на дистанцию не выходят. В голове стучала мысль «зачем это все?», и был огромный соблазн, сославшись на слабость и плохое самочувствие, укрыться одеялом и проснуться, когда уже финиширует самый последний спортсмен, а по перекрытым набережным снова запустят автомобильное движение. Ведь если ты не бежишь – ты не можешь проиграть, а если ты не добежал – это фиаско.

Настроение качало, походка качалась, но я, медленно раскачиваясь, иррационально собиралась на забег. Все это было похоже на ситуацию, когда тебе нужно куда-то идти, ты не хочешь, но за тебя все решили. А отказаться или сопротивляться ты по каким-то причинам не можешь.

* * *

Конец лета всегда окрашен ностальгическими багровыми закатами чего-то уходящего и предвкушением забот и тревог. Один из таких вечеров мы с братом проводили за просмотром мультиков и поеданием сливы. Руки от нее приобретали красноватый оттенок, а ногти становились темными и неопрятными. Но она была настолько вкусной и сочной, что мы иногда даже не обращали внимания на поселившихся в ней червячков.

Ключ в замке повернулся, послышался щелчок выключаемого света в общем коридоре, что-то грохнуло, толкнулось, врезалось, и по доносившимся звукам и проникающим запахам стало очевидно, что с работы вернулся отец, пьяный и нервный.

Мы притихли и не выходили из комнаты. Он прошел на кухню, задевая стены и двери, и принялся там чем-то греметь и бубнить. Заглянул в комнату со своим традиционным раздражающим приветствием:

– Мужики… и бабы тоже, у меня сигареты закончились, пойдем в магазин.

Нам даже в голову не приходило, что мы можем отказаться или возразить. Мы послушно собрались, быстро-быстро, чтобы лишний раз не злить его, и вышли все вместе на улицу. Шли нехотя и с отвращением. Хотелось быть в любом другом месте, только не сейчас, не здесь и не в этой компании. Маршрут до магазина пролегал по узкой дорожке между двумя детскими садиками, и путь занимал не более пяти минут.

Сигареты были куплены быстро, а вместе с сигаретами – пиво в темной стеклянной бутылке с зеленой этикеткой. На выходе из магазина нам встретились какие-то папины знакомые. Все они выглядели неопрятно, в расстегнутых рубахах и оттянутых на коленях спортивных штанах. Мужики поприветствовали друг друга и стали обсуждать какие-то чрезвычайно важные вопросы. Мы стояли поодаль и чувствовали себя максимально лишними, ненужными и оказавшимися здесь по нелепой случайности.

– Пап, пойдем, – первая робкая попытка утащить пьяного отца домой. Разговоры начинали выходить за рамки «о