Чикатило. Явление зверя - Алексей Андреевич Гравицкий

Ознакомительный фрагмент

навскидку можно было дать лет двадцать, не больше. Звали его Костя Шеин. Редко называли Котькой, а чаще — Шеей или просто по фамилии. Шеин беззвучно рассмеялся в темноту, неприятно кривя лицо, и полез в троллейбус.

Петрович тем временем допил водку, закончил трапезу, завернул обратно в газету куриные кости, убрал сверток и, сытый и благостный, кидал кусочки рафинада в кружку с чаем.

— Уважаемые радиослушатели, — нарочито зычно для ночного времени вещал из приемника голос диктора, — начинаем программу «После полуночи». Вы услышите песни в исполнении Аллы Пугачевой, Валерия Леонтьева и других популярных исполнителей советской эстрады…

Пугачеву слушать было приятно, хорошо поет. Петрович наклонился, чтобы сделать погромче, взгляд его скользнул по веренице троллейбусов за окном, и в этот момент у одной из машин загорелись фары.

В одно мгновение Петрович забыл о Пугачевой и всех прочих советских исполнителях. Пытаясь вспомнить, что в такой ситуации положено делать по инструкции, он кинулся к тумбочке возле двери, дрожащей рукой сдернул трубку с телефонного аппарата и, с трудом попадая пальцем в отверстия диска, набрал ноль-два.

— Алло, милиция? — почему-то зашептал Петрович в трубку. — Это троллейбусный парк звонит…

Шеин в этот момент сидел в кабине троллейбуса и яростно шептал себе под нос:

— Сломанный подсунули… Пидорасы!

Он по очереди пробовал все ручки, переключатели, тумблеры в попытке завести машину. Но троллейбус не поддавался. Когда после очередной манипуляции Шеина в недрах что-то щелкнуло и загудело, троллейбус, вместо того чтобы плавно поехать, задергался, трогаясь, останавливаясь и снова трогаясь.

С грехом пополам троллейбус выехал из ряда и медленно, дергаясь и постоянно останавливаясь, пополз к воротам. Тут-то ему наперерез и выскочил Петрович, отчаянно свистя в свисток и размахивая руками. Угонщика в свете фар сторож не видел, и от этого ему было еще страшнее — мало ли кто там в самом деле.

А троллейбус хоть и рывками, но пер на вохровца, не думая останавливаться. Петрович свистнул что есть силы, выронил свисток и заорал:

— Стой! Стоять! Куда?! Стой!

Троллейбус между тем перестал дергаться и, постепенно разгоняясь, приближался к закрытым решетчатым воротам. Он снес бы и ворота, и мечущегося возле них мужчину, если бы вдали не послышалась милицейская сирена и на мокрый асфальт не легли синие отблески мигалки.

Взвизгнули тормоза. Снаружи у ворот резко затормозили милицейские «Жигули» с включенным проблесковым маячком.

Петрович с неимоверным облегчением кинулся к калитке, указывая выскочившим из автомобиля милиционерам на троллейбус:

— Вот он! — радостно орал вохровец, мстя за пережитый страх. — Вон там вот!

Шеин, завидев милицейскую машину и услышав сирену, испугался. Он вывернул руль, направляя троллейбус в сторону от ворот в неосознанной попытке уйти, уехать, убежать.

— Отъебитесь, твари! — шипел он себе под нос, крутя руль. — Пошли на хуй! Блядь!

Он яростно крутил руль, тщетно стараясь уйти от преследователей, но в свете фар мелькали то проклятый сторож, поднявший шум, то мильтоны, то стоящие в ряд троллейбусы. А потом из темноты вдруг сам собой выскочил фонарный столб.

Угонщик бросил руль, закрываясь от летящего на него препятствия. Троллейбус с грохотом врезался в фонарный столб и замер, усы его сорвались с направляющих, со свистом рассекая воздух. В кабине погас свет, и на парня обрушилась тишина.

— Немедленно остановитесь! Буду стрелять! — раздались в этой тишине голоса милиционеров.

Но останавливаться Шеин не собирался, он выхватил нож, выбежал из кабины в салон троллейбуса и с прытью напуганного зайца побежал к задним дверям. Двери оказались закрыты. Шеин вставил нож между створок, отжал одну и буквально вывалился из троллейбуса наружу.

Он огляделся. Неподалеку темнели спасительные кусты. Сжимая в руке нож, угонщик устремился к ним, намереваясь уйти в темноту, но не успел добежать каких-то десять шагов. В спину ему ударил яркий свет фонаря, и злой голос рявкнул:

— Стоять!

Шеин застыл, словно букашка, в момент опасности прикидывающаяся мертвой, и медленно обернулся, прикрывая глаза рукой. В руке он по-прежнему сжимал нож.

В нескольких метрах от него стояли два милиционера. Один слепил в глаза фонарем, второй, с сержантскими погонами, целил в фигуру из пистолета.

— Нож брось! — рявкнул сержант.

— А? — испуганно обронил Шеин.

— Хуй на. Нож на землю, я сказал!

В свете фонаря Шеин боязливо присел на корточки, бережно положил нож на землю, распрямился, но не до конца — так и замер в полусогнутом состоянии. Он не мог сказать, что его напугало больше — милиционер с пистолетом или нестерпимо яркий свет фонаря, но Шеину вдруг стало страшно.

— Я не виноват, — тихо пробормотал он. — Простите, я больше не буду.

— Бог простит, — сержант с выставленным перед собой пистолетом подошел ближе и отпихнул нож ногой.

Голос его звучал спокойно, но по всему было видно, что он тоже перенервничал. Не опуская пистолета, свободной рукой он схватил парня за шкирку и развернул к свету.

— Пьяный, что ли?

— А шо, нельзя?

Вместо ответа сержант коротко ударил Шеина в лицо. Тот вскрикнул, гулко треснулся головой о корпус разбитого троллейбуса.

Окончательно успокоившись, мужчина убрал пистолет в кобуру и кивнул напарнику:

— Игорь, нож его прибери, только осторожно, там пальцы, — и добавил резко и зло уже Шеину: — А ты давай, пошел! Ногами шевели, козлина!

Шеин втянул голову в плечи и в луче света милицейского фонаря засеменил к выходу из троллейбусного парка.

* * *

В отделении было не так страшно — тепло, светло, да и милиционеры поостыли, растеряв злость. Шеин не любил, когда на него злятся, зато ему нравилось быть в центре внимания, а сейчас внимание ему уделяли сразу несколько человек, причем солидных — в форме.

Шеин сидел у стола, шмыгал и утирал нос рукавом, подхихикивая, как подросток. Под глазом у угонщика наливался свежий синяк, но это его не трогало.

— Повторяю вопрос: зачем полез в троллейбусное депо? — голос лейтенанта, заполнявшего протокол, звучал устало.

— Надо было, значит, — хихикнул парень.

— Хорошо. А нож зачем?

— Надо… — протянул Шеин и добавил, снова зачем-то хихикнув: — Дверь вскрывать.

— Какую дверь?

— Любую. Всякую.

Между ними установился непонятный паритет. Лейтенанта утомляло идиотское поведение задержанного, все его ужимки и смешки. А Шеина отчего-то веселил допрос.

Вошел сержант, тот самый, который задерживал Шеина и подбил ему глаз.

— Зачем троллейбус завел? — продолжил лейтенант. — Пьяный?

Шеин исподлобья посмотрел на вошедшего сержанта. Но тот тоже выглядел теперь не страшно.

— Трезвый он, товарищ лейтенант, — поспешил объяснить сержант, — я проверял. Дурак просто.

Это прозвучало совсем уже весело, и Шеин радостно подхватил:

— Дуракам закон не писан, если писан, то не читан, если читан, то не понят…

— Заткнись! —