Полина Жеребцова - Дневник Жеребцовой Полины (часть вторая, Чечня, 1999-2002гг.)

одежды родных… Некоторые наши знакомые пришли торговать. Они раскладывали свой

товар и спрашивали о моем самочувствии:

— Осколки достали?

Мама просила допродать наш товар, тот, что мы не растеряли до конца, чтобы он не

пропал. Но люди боялись и не согласились.

— Сильное воровство, — объяснили они. И рассказали очень подробно о том, что было

после взрыва: «Двенадцать человек расстреляли прямо на месте из-за хищений!

Мародеры ведь лазили и днем и по ночам! Забирали с убитых вещи, золото и плащи,

обувь, одежду, косметику. Это делали под видом поиска пропавших членов семей.

Некоторые приходили воровать с детьми!

Папа с ребенком “искал” маму. А мама, с другим своим отпрыском, здесь же “искала”

отца. Не сразу дежурные — чеченцы поняли эти хитрости.

Начали проверять документы. Многие из числа раненых были обкрадены!»

Одного знакомого человека постигла такая участь: его ранило в грудь, и он крикнул, падая

от боли: «помогите!» А пробегающая мимо женщина выхватила у него сумку с

кошельком… Зато другая наша соседка по рынку отличилась невиданной храбростью. Сама

она русская, светленькая, и торговала недалеко от нас, в параллельном ряду. После взрыва

ракеты она на руках тащила раненую чеченку, а в это самое время воришки украли весь ее

товар. Но она нисколько не жалеет об этом. Я с ней говорила. Она — молодец!

Сейчас наш рынок стал маленьким. Утром всего два ряда. Столы расставили вдоль

проспекта Мира. Люди решили — здесь кафе, парикмахерские, жилые подъезды.

Можно успеть в укрытие.

Увидев меня с палкой клюкой, прохожие и торговцы шутили: «Молоденькая бабушка!»

Все желали мне быстрейшего выздоровления.

Репродуктор в районе проспекта Мира, который летом звучал музыкой, повторял одно и то

же:

- 500 человек пропали без вести. Около 1000 человек раненых. Учета людей, вывезенных в

села и в сельские медпункты, нет.

Мы расплакались, узнав, что в киоске для продажи конфет погибла девочка — моя

ровесница. Ее старшая сестра и ее мама — обе ранены!

Убита соседка Роза, продававшая капусту на восьмом месяце беременности. У нее остались

сиротами семь детей, и многие другие.

Заплаканные, мы купили хлеб, поехали домой. В автобусе ревели не мы одни…

Пришли. Разогрели чай.

Почти сразу явился Аладдин. Говорить не хотелось. Он сказал, что был у сестры.

Говорил с ней обо мне. Сестра пообещала сделать мне подарки. Пересмотреть те платья и

халаты, что купила себе недавно, летом.

Аладдин стал прощаться. Неожиданно моей растерянной маме он успел вложить в руки

конверт:

— На операцию и на лекарства, — сказал он. — Или на питание, на крайний случай…

— Мы вернем! — крикнула я, когда он выходил. Нам было стыдно.

Понимали, что брать у малознакомого человека деньги — нехорошо.

Но выхода у нас не было. Без денег — не лечат. В конверте оказалось 200 рублей!

Аладдин попросил меня, чтобы я называла его «Старшим братом». Мне понравилось, я

согласилась.

Вечером, совсем поздно, пришла тетя Кусум — мать Дауда. Она подарила мне черную

юбку с красивыми карманами. Мы хотели оставить гостью у себя, так как на улице было

темно. Но тетя Кусум заявила:

— Кроме Бога я ничего не боюсь!

Рассказала:

— Днем бомбили в центре. Снова есть погибшие.

Вовремя мы ушли!

Еще Кусум сказала, что решила держаться рядом с Даудом, а своего младшего сына она

оставит у родных. Что ее старший сын — ей особенно дорог. Вторая попытка увезти его не

удалась! Даже Москва и обучение в столичном вузе не соблазнили его. Дауд заявил, что он

все равно сбежит к своим друзьям! В случае насилия над его волей и над личным его

решением он навсегда забудет о семье…

После ухода тети Кусум в нашу дверь постучала соседка Фатима, та женщина, у которой

умер маленький сын.

Она принесла нам вкусный суп, на помин его души.

Сейчас канонада. Мама ушла за водой. Я сижу и глажу своего кота Чипса.

Надеюсь снова увидеть Аладдина.

Царевна Патошка-Будур

27 октября 1999 г

Утром наше настроение подняла тетя Марьям из квартиры рядом. Она опять с нами. С ней мама дружит с первого дня проживания в этом доме, с декабря 1986 года. Марьям расцеловала меня, пообещала:

— Ты очень скоро поправишься! Только немного потерпи!

Она подарила мне головной платок, кремовый с нежной каймой. Пудру! Мы вместе позавтракали. Марьям предупредила, что вывезет часть своих вещей в Ингушетию. А рядом с нами, на первом этаже, поселит семью из дома напротив. Мы будем не одни! А если найдет возможность, то приедет сама или пришлет за мной и за моей мамой кого-то из своих сестер. Поможет нам выехать!

Днем мы прокатились в больницу № 4. Снова зря. Электричества нет, а «дизель» украли. Рентген мне не сделали. Возил сосед Резван, со второго этажа. Столько денег и времени

потеряли, а толку нет! Маленький крошка осколок прорезал кожу, вышел сам.

Мне советуют делать компрессы из теста с медом. Оказывается, у меня мелкие осколки, а не

порезы! Таких мы насчитали 15 штук, всюду, где нашли что-то твердое под кожей. А шестнадцатый осколок — глубоко. Он большой и рядом с костью в ноге. Этот — хуже всех!!! Он перемещается. Блуждая внутри, режет мою ногу! От него самая сильная боль.

К нам заглянула на огонек соседка — тетя Валя из дома напротив.

Это она с тремя сыновьями и со своей пожилой мамой жила у нас в первую войну. Тогда мне было девять лет. Я тайно симпатизировала ее сыну — Мансуру. Ему было 15 лет. Одиннадцать человек в однокомнатной квартире; потом девять, когда часть соседей пошли жить к родственникам.

Кстати, мы заделали деревяшками часть окна — на случай осколков.

Ко мне приходила маленькая дочь Золины, играть.

Поля

28 октября 1999 г., четверг (утро)

Мама ходила к дальним колодцам за водой.

У нас очень холодно.

Сегодня она собралась в центр, на рынок. Решила поторговать до обеда и купить еду. Наши запасы кончились. А газеты устареют и пропадут. Опять потеряем, вместо того чтобы заработать! Мы быстренько позавтракали, сложили в два нетяжелых пакета журналы и газеты. Хотя кому они теперь нужны? Мама — наивный человек!

И тут начался ужасный обстрел! Загрохотало! Как раз в стороне центра города и рынка! Небо там мгновенно стало красным от пожара. Маме моей — «по фигу». Говорит: