Юрий Папоров - Габриель Гарсия Маркес. Путь к славе

Оказавшись в поезде Берлин — Москва не только без спального, но и без сидячего места, Габриель и Плинио стойко преодолели тридцатичасовое путешествие и компенсировали свою усталость за столиком ресторана гостиницы «Москва», наевшись до отвала черной икры.

Затем Гарсия Маркес и Плинио Мендоса оставили свою делегацию, они присоединились к группе иностранных журналистов и, как утверждает Дассо Сальдивар, пожертвовали фестивалем ради изучения «чужой жизни, ее достижений и провалов, пытаясь понять, что же такое этот рай „реального социализма“, и в результате, посвятив этому занятию две недели в Москве и в Сталинграде, узнали все, что смогли» (28, 355).

В своей книге «Те времена с Габо», которая недавно вышла в свет, Плинио Апулейо Мендоса пишет: «Ту поездку я вспоминаю как вереницу утомительных, жарких дней, проведенных в атмосфере ярмарки, беспрерывного народного гулянья; на улицах, площадях, в парках, в колхозах мы были постоянно окружены толпами неотесанных людей, которые разглядывали нас с искренним любопытством; всем хотелось потрогать нас, все засыпали нас вопросами, словно мы были существами с другой планеты. Все, что мы там видели, слышали и чувствовали, казалось, было создано специально для того, чтобы опрокинуть наши самые простые представления о западном индивидуализме, в соответствии с которыми каждому полагалось иметь в отеле отдельный номер, ежедневно принимать ванну, сидеть за столиком для одного человека, или в крайнем случае для двоих, но не разделять трапезу вместе с десятью другими индивидуумами и терпеть, будь то за столом или в номере отеля, их юмор, шутки, хохот, отрыжку, полоскание рта и храп, — все это поражало наше сознание, ибо до тех пор мы не сталкивались с подобными явлениями» (20, 17).

Габриель Гарсия Маркес не отставал от своего друга. «Действительность в Советском Союзе лучше понимаешь, когда обнаруживаешь, что прогресс там развивался в обратном направлении. В то время как западная цивилизация прокладывала себе дорогу сквозь двадцатый век сенсационными открытиями в области техники, советские люди пытались в одиночестве, за закрытыми дверями решать свои жизненные проблемы. Если вы встретите в Москве нервного взлохмаченного человека, который заявляет вам, что он изобрел электрический холодильник, вы не должны принимать его за вруна или сумасшедшего: очень возможно, что этот человек действительно изобрел у себя дома холодильник, при том что на Западе это изобретение давным-давно является предметом первой необходимости». «Москвичи удивительно открытые люди, однако они проявляли потрясаюшую стойкость, если мы изъявляли желание познакомиться с тем, как они живут. Соглашались только те, кто считал, что живет в отличных условиях, но это, мягко говоря, было не так. По всей вероятности, жителям Москвы было запрещено приглашать к себе иностранцев. Вообще большинство инструкций были устарелыми и бесполезными, как та, о которой я только что сказан, а лозунги носили примитивный и демагогический характер. Но фестиваль был для них зрелищем — цирковым представлением, которое правительство устроило для народа, изолировав его от мира на сорок лет». «Москва похожа на самую большую деревню в мире, но дома сделаны не по человеческим меркам. Городские здания — это те же украинские избы, только увеличенные до гигантских размеров. Это как если бы строителям дали больше пространства, больше денег и больше времени, чтобы они утроили или удесятерили в размерах свое ограниченное воображение. В самом центре города встречаются деревенские дворы, где на веревках сушится белье, а женщины кормят детей грудью прямо на улицах и во дворах. Обычный трехэтажный дом в Москве — это здание высотой в пять этажей в любом западном городе, причем квартиры в нем дорогие, неудобные и претенциозные». «„Необходимо время, и немалое, чтобы сказать, кем же действительно был Сталин, — сказал мне один молодой советский писатель. — Единственное, что лично я имею против него, — то, что Сталин хотел руководить такой большой и сложной страной, как если бы она была торговой лавкой“. Этот человек полагал, что дурновкусие, господствующее в Советском Союзе, тоже напрямую связано с личностью Сталина, крестьянина из Грузии, ослепленного баснословными богатствами Кремля» (XVII, 133, 141, 159, 175).

— Вот уже два дня как мы в Москве. Что скажешь, Плинио? — Гарсия Маркес попробовал лимонад и отодвинул стакан в сторону. Напиток был теплым и отдавал парикмахерской. Теперь они жили в одном из отелей недалеко от ВДНХ.

— Карахо, битком набитые столовые, капуста, плавающая в жире, или пельмени, везде нескончаемые очереди, грязно, общие туалеты — ужас! Фольклор в неперевариваемых дозах, примитивные политические лозунги и девизы, костюмы, которые, похоже, кроили кухонными ножами, железные зубы во рту чуть ли не у каждого, женские сапоги из пластика, круги под мышками от пота. Что еще? Всё плохого качества. А запахи…

— Аромат старых носков и тысячи зевков, как говорил Трумэн Капоте. — Габриель не мог оторвать взгляда от официантки, подававшей за соседним столом.

— Трудно объяснить, почему в стране, где запускают в космос спутники, нет ни одной исправной уборной. — Плинио отпил теплого пива, поморщился.

— И сколько нужно людей и времени, чтобы вычислить на счетах траекторию полета ТУ-104 или, того хуже, спутника. В госбанке я видел, как служащие считают на счетах.

— Мое поколение не знает, что это такое. В глаза не видело. Разве что в первом классе начальной школы, где преподают арифметику.

Четыре раза переводчица водила Гарсия Маркеса в Мавзолей. На Ленина он не глядел, но около саркофага Сталина пытался задержаться, однако дежурный офицер был строг. Через много лет в романе «Осень патриарха», описывая лицо и женоподобные руки главного героя, автор тщательно копировал лицо и руки чудовища из Гори.

Однажды они с Плинио ехали в театр без переводчицы. К ним в такси подсела женщина «лет шестидесяти, похожая на героиню пьесы Жана Кокто». Она говорила по-французски и, как она сказала, работала художником-декоратором в одном из московских театров. Первое, что она произнесла, была благодарность иностранным гостям за то, что в Москве появилась ВДНХ. «Этой прекрасной выставкой мы обязаны вам, — сказала она. — Ее построили, чтобы демонстрировать иностранцам наши достижения». И тут же, без всякого перехода, она заявила колумбийцам, что на самом деле строительство социализма в СССР — это иллюзия, что огромное количество людей из всех республик было уничтожено в лагерях, что, если бы Сталин был жив, мир давно бы получил третью мировую войну и что те, кого Сталин поднял из грязи, и среди них Мао Цзэдун, запретили Хрущеву дальнейшее обнародование преступлений Сталина.