Владимир Полушин - Николай Гумилев: жизнь расстрелянного поэта

1 марта в Санкт-Петербург приехал Валерий Брюсов, которому Николай Степанович поведал о планах создания нового журнала. А уже через три дня в Царском Селе Гумилёв собирает друзей и единомышленников у себя дома на мамины пироги. Предварительно он провел важные переговоры с Иннокентием Анненским. Тот отнесся к идее создания журнала очень серьезно. Среди приглашенных были Сергей Маковский, Сергей Ауслендер, Максимилиан Волошин, Михаил Кузмин. Начал встречу Гумилёв с чтения стихов Анненского, чем сильно удивил своих гостей, они-то знали Иннокентия Федоровича только как переводчика. Присутствующие друзья так заинтересовались поэзией и личностью Анненского, что попросили Гумилёва поближе познакомить их с Иннокентием Федоровичем. Он в ту пору читал лекции по истории древнегреческой литературы на Высших женских историко-литературных курсах Н. П. Раева в Санкт-Петербурге.

Вечер прошел в дебатах о будущем журнале. Решили через два месяца провести организационное заседание.

Встреча была намечена на 3 апреля. Николай Степанович официально приглашает Иннокентия Федоровича. Конечно, Анненский не отказал своему бывшему ученику. Мэтр (хоть тогда и непризнанный) произвел сильное впечатление на молодежь. Маковский позже вспоминал: «Мое знакомство с Анненским, необыкновенное его обаяние и сочувствие моим журнальным замыслам… решили вопрос об издании „Аполлона“. К проекту журнала Гумилёв отнесся со свойственным ему пылом. Мы стали встречаться все чаще, с ним и его друзьями — Михаилом Алексеевичем Кузминым, Алексеем Толстым, Ауслендером. Так образовался кружок, прозванный впоследствии секретарем журнала Е. А. Зноско-Боровским — „Молодая редакция“. Гумилёв горячо взялся за отбор материала для первых выпусков „Аполлона“, с полным бескорыстием и с примерной сговорчивостью. Мне он сразу понравился тою серьезностью, с какой относился к стихам, вообще — к литературе, хотя казался подчас чересчур мелочливо-принципиальным судьей. Зато никогда не изменял он своей принципиальности из личных соображений или „по дружбе“, был ценителем на редкость честным и независимым… Стихи были всей его жизнью. Никогда не встречал я поэта до такой степени „стихомана“. „Впечатления бытия“ он ощущал постольку, поскольку они воплощались в метрические строки…»

Вскоре Гумилёв прочно завоевал в кружке молодых право быть лидером, его уже слушали, за ним шли, хотя иногда и могли за глаза над ним посмеиваться. Ауслендер в своих мемуарах о поэте признавался: «В эту весну было особенное оживление… мы расширяли свою платформу и переходили из „Весов“ и „Золотого руна“ в другие журналы. Везде появлялись стайками. Остряки говорили, что мы ходим во главе с Гумилёвым, который всем своим видом прошибает двери, а за ним входят другие. Так, например, когда его пригласили в газету „Речь“, он протащил за собою всех нас и, помню, ставил какие-то условия, чтобы в литературном отделе писали только мы. Он умел говорить с этими кадетами, ничего не понимавшими в литературе, и им импонировал. Так же мы вошли и в „Русскую мысль“. Это было веселое время завоеваний. Гумилёв не любил газет, но его привлекало завоевание их только как укрепление своих позиций. Стояла весна ожиданий и надежд…»

Жесткое условие Гумилёва, чтобы для литературного отдела писали только он и его окружение, конечно, было невыполнимо, и тогда Николай Степанович задумывает издавать еще один новый, уже чисто поэтический журнал. В течение всего марта он вел переговоры с различными людьми на предмет возможности издания нового журнала. Один из участников этого мероприятия, граф А. Толстой, вспоминал это с чувством некоторой иронии: «В следующем году (то есть в 1909-м. — В. П.) мы снова встретились с Гумилёвым в Петербурге и задумали издавать стихотворный журнал. Разумеется, он был назван „Остров“. Один инженер, любитель стихов дал нам 200 рублей на издание. Бакст нарисовал обложку. Первый номер разошелся в количестве тридцати экземпляров. Второй — не хватило денег выкупить из типографии. Гумилёв держался мужественно. Какими-то, до сих пор непостигаемыми для меня путями, он уговорил директора Малого театра Глаголина отдать ему редакторство театральной афишки. Немедленно афишка была превращена в еженедельный стихотворный журнал и печаталась на верже. После выхода третьего номера Глаголину намылили голову. Гумилёв получил отказ, но и на этот раз не упал духом. Он все так же — в узкой шубе со скунсовым воротником, в надвинутом на брови цилиндре — появлялся у меня на квартирке, и мы обсуждали дальнейшие планы завоевания русской литературы».

На самом деле все обстояло несколько иначе. Никакой афишки не было. А был известный в ту пору журнал Театрально-художественного общества, в котором действительно появлялись стихи Гумилёва, а Глаголин был главным редактором. Так, в пятом номере этого журнала в январе 1909 года были опубликованы стихотворения Н. Гумилёва «Колокол», «На льдах тоскующего полюса…». В феврале в шестом номере журнала появилась последняя известная статья Н. Гумилёва о живописи «По поводу „салона“ Маковского». В сентябрьском номере Гумилёв публикует стихотворение «Воспоминание» («Когда в полночной тишине…»); стихотворение «Сегодня ты придешь ко мне…» увидело свет в девятом номере журнала за 1909–1910 годы.

«Остров» Гумилёв задумал как ежемесячный поэтический журнал и с марта начал собирать рукописи для публикации в первом номере. Ему предложили свои произведения М. Кузмин, Вяч. Иванов, М. Волошин, П. Потемкин, А. Н. Толстой. Официальным адресом редакции поэтического журнала стала Глазовская улица, 15 — домашний адрес графа Толстого.

А. Н. Толстой принял в этом начинании Гумилёва активное участие. Он еще в 1908 году вместе со своим другом из Технологического института В. Семичевым пытался начать выпуск еженедельного литературного журнала. Не получилось. Толстой не был энтузиастом. Ему нужен был одержимый идеей человек, каковым и являлся Гумилёв. 9 февраля Николай Степанович в постскриптуме своего письма А. М. Ремизову сообщал: «Кажется, Толстой собирается серьезно приняться за наш альманах; если да, я перешлю ему рукопись Кузмина, которая сейчас у меня».

Исследователи творчества Гумилёва долго гадали: почему, собственно, журнал был назван «Остров», выдвигались фантастические предположения о том, что имеется в виду остров Китеж или остров Делос (где родился Аполлон). Возможно, это и так. Но более вероятным кажется, что название альманаха возникло от названия петербургской местности. Откроем книгу «Петербург и его достопримечательности», изданную в Северной столице в 1892 году, там, в частности, написано: «…Острова — любимое место прогулки всего Петербурга. Здесь фешенебельное общество и простые смертные…» Так, может быть, разгадка в этом?