Дом моей матери. Шокирующая история идеальной семьи - Шари Франке

публике нарратив Руби сильно изменился: теперь она изображала самоуничижение и раскаяние. Вероятно, по рекомендации адвокатов она начала описывать арест как «удивительное, почти чудесное вмешательство свыше». Она утверждала, что отлучение от Джоди позволило ей прийти в себя: «Я больше ее не слышу. И думаю, что поэтому гораздо яснее все воспринимаю». Руби начала подчеркивать свою подверженность влиянию Джоди: «Как я могла быть такой податливой? О Господи, сколько власти над собой я дала этой женщине! И сама того не замечала».

Однако Руби уже признала себя виновной в насилии над детьми. Она кивала на Джоди только для того, чтобы объяснить свои действия. Правда заключалась в том, что она активно участвовала в издевательствах над моими братьями и сестрами, и никакие попытки ревизионизма не могли исправить этот факт. Нельзя было позволить Руби манипулировать судебной системой в попытке добиться досрочного освобождения, а ведь именно ради него она и выставляла себя жертвой манипуляций Джоди. Она была злостным нарциссом и нуждалась в серьезной психологической помощи и реабилитации, прежде чем ей можно будет позволить вернуться в общество.

Доказательства ее предыдущего абьюза были налицо – в интернете, в форме тысячи трехсот роликов на канале «8 Пассажиров», которые она опубликовала за семь лет ведения блога. Вместе с остальными уликами они неопровержимо свидетельствовали, что Руби использовала жесткие и избыточные дисциплинарные меры против своих детей задолго до того, как Джоди вышла на сцену. Я занялась созданием подборки этих видео, чтобы обвинение могло в полной мере понять, с каким человеком имеет дело. Для меня Руби всегда была абьюзером.

Перспектива пересмотреть больше тысячи видео меня пугала, поэтому я опубликовала сториз, предлагая людям отправлять мне все спорные фрагменты из роликов Руби. Реакция последовала незамедлительно, многие меня с энтузиазмом поддержали, и я завела интернет-папку, куда люди могли выкладывать ссылки. Я почувствовала себя сильной, поняв, что я не одна. За каких-то шесть часов папка наполнилась ссылками на отрывки, где Руби показывала себя настоящую.

Она выселяла детей из их спален, лишала еды в качестве наказания, отнимала у них рождественские подарки за «эгоизм». Какой иронический поворот: женщину, публиковавшую самые интимные семейные моменты в сети в обмен на славу и деньги, эти же ролики теперь изобличали с головой – свидетельства ее грехов, доказательство ее жестокой и странной родительской философии.

Ну и, конечно, сохранились видеоматериалы «СоЕдинения»: долгие часы съемок, где Руби и Джоди проповедовали свою опасную идеологию. Одержимые причинением боли, они шли крестовым походом против детей и тех, кто страдает психологическими проблемами. Их причудливый и откровенный манифест был выставлен на всеобщее обозрение – каждое его слово, прямо из первоисточника.

Суровая реальность ситуации наконец-то стала ясна Руби: даже среди заключенных, обвиняемых в тяжких преступлениях вроде убийств и грабежей, те, кто издевался над детьми, оказывались в самом низу иерархии. В письме Кевину она откровенно делилась своими страхами. Руби признавалась, что постоянно боится, что на нее нападут, писала, что испытывает страшное напряжение. Ей приходилось балансировать на тонкой грани: не слишком высовываться, но и не позволять, чтобы в ней увидели слабость и уязвимость.

Читая о ее страданиях, я испытывала смешанные чувства. Часть меня невольно беспокоилась за ее безопасность – несмотря на все, что она натворила. Мысль о том, что человек, пусть даже Руби, живет в постоянном страхе, сильно меня тревожила. Но другая моя сторона, та, что помнила муки, причиненные Руби нашей семье, нашептывала жестокую правду:

Руби, ты сама это сделала с собой.

Глава 46

Дом, милый дом

Кевин переехал обратно в наш дом. Каждую ночь он спал один на слишком большой кровати в слишком тихом доме, думая о разных «если бы», о своей слепоте, о тревожных сигналах, которые он просмотрел, и моментах, когда мог бы быть храбрее, сильнее и лучше. Но прошлое не изменишь. Его можно только признать и извлечь уроки, продолжая жить день за днем, как бы ни было тяжело. Психологически он быстро восстанавливался, проходил терапию, как и я, и мы стали с ним напарниками, пусть и несовершенными, по исцелению от всего случившегося.

Я видела, как он старается все исправить, заново наладить отношения с детьми, подготовить дом к их скорейшему возвращению. Он должен был доказать властям, что может снова исполнять родительские обязанности, но для этого требовалось время. Пока же он изо всех сил пытался превратить дом Руби в семейный очаг.

Первое, что он сделал, – завел двух щенков: кавапу по кличке Рен и бернедудля Стимпи. Освободил кладовую от запасов Руби, оставив только замороженные продукты и упаковки муки и риса. Все консервы он отдал на благотворительность. За исключением банок, просроченных на пять лет: их мы, хохоча, выкинули в помойку.

– Достаточно иметь запас на пару месяцев, не больше, – говорил он. – Остальное просто… мусор.

Освобождая дом от следов пребывания Руби, он говорил, что когда мы все снова станем жить там, то сможем украсить свои комнаты как нам захочется.

– Я не буду возражать, – говорил он, – делайте из него свое пространство. И да, вы все сможете поставить телевизоры в своих спальнях, если захотите.

Конечно, в доме стало больше беспорядка, зато там появилась жизнь. Пройтись по гостиной в уличной обуви? Нет проблем. Собаки на диване? Кевин и бровью не вел.

Я жила в своей однокомнатной квартирке рядом с кампусом – на этот раз без соседей – и заканчивала учебу на последнем курсе колледжа. Я начала отходить от минимализма, вбитого в меня Руби: несколько тщательно отобранных фото – мои портреты из старшей школы – украшали стены. Я совершала осторожные шаги в сторону того, чтобы сделать жилище по-настоящему моим и жить в нем на собственных условиях.

Тем не менее до возвращения младших детей домой я ни за что не согласилась бы расслабиться.

Рождество 2023 года мы с Кевином встречали вдвоем в его доме, оба подавленные тем фактом, что не можем провести праздник всемером, как семья. Пока нет.

Мы сидели на диване, когда он внезапно повернулся ко мне.

– Знаешь, я всегда хотел иметь кошку, – задумчиво произнес он.

Я подскочила на месте.

– Серьезно? Я тоже!

И вот мы уже сидели в машине и ехали по объявлению смотреть котят. Так у нас появилась Кэтнисс, кошка Кевина, и Маппет, мой котосын.

Я привезла его к себе, и моя жизнь превратилась в маленький торнадо. Маппет в буквальном смысле скакал по стенам круглые сутки, прыгал мне на голову во время созвонов по Zoom, вцеплялся в волосы, а потом преспокойно засыпал на клавиатуре