Синоп - Владимир Виленович Шигин

примера такого самопожертвования, но каких! Тяжело раненый знаменщик 2-го батальона Селенгинского полка Снозик упал, но, когда товарищи хотели взять у него знамя, встал, сказав окружавшим его: «Пока жив, никому знамени не отдам». Канонир Тимофей Чиликин, смертельно раненый в голову, сказал сменявшему его: «Дай дослать последний заряд!» и только после выстрела позволил отвести себя на перевязочный пункт.

Заметим, что Ольтицкое сражение стало боевым крещением для артиллерийского поручика графа Льва Толстого, только что переведенного в Дунайскую армию с Кавказа. Толстой, участвовавший до этого только в набеговых операциях против мятежных горцев, в тот день впервые принял участие в сражении с регулярной армией. Память об этом сражении он сохранил до последних дней своей жизни…

Между тем охотники-добровольцы во главе с поручиком Зиненко и прапорщиком Раздеришиным первыми достигли рва.

– Ура! Наша берет! – кричали они, размахивая саблями. – Вперед на приступ! Предоставим слово историку: «Неприятели, устрашенные смелым наступлением наших войск, стали свозить артиллерию с ретраншемента; часть пехоты и кавалерии поспешно уходили к берегу Дуная. Огонь турок заметно сделался слабее. Уже наши охотники стали спускаться в ров. Но этот первоначальный успех был куплен дорогою ценою, и много храбрых выбыло из рядов нашей пехоты. Генерал Данненберг, сообразив, что, если бы даже и удалось нам овладеть укреплениями карантина, мы не могли бы удержаться в них, под огнем сильных турецких батарей, расположенных на правом берегу Дуная, приказал прервать штурм и отвести назад сражавшиеся батальоны».

Если генерал с самого начала понимал, что у него нет сил удержать за собой турецкие укрепления, то для чего было, вообще, городить весь огород? Этот вопрос в те минуты задавали себе многие.

Прикрывая отход главных сил охотники-добровольцы, до последнего оставались у турецких укреплений. Там они почти все и полегли во главе со своими храбрецами-офицерами поручиком Зиненко и прапорщиком Раздеришиным.

Войска наши отходили весьма неохотно, но в полном порядке. Солдаты роптали, кто-то уже говорил об измене. Над головами завывали ядра, то и дело, вырывая из рядов очередные жертвы. За болотистыми канавами был получен приказ остановиться, чтобы, под прикрытием артиллерии, подобрать раненых и убитых. Батальоны встали, теряя людей. Солдаты просились в атаку.

– Давайте вдарим, вашродие! – кричали они офицерам. – Не сдюжит турка противу штыка нашего, кишка тонка у басурманина! Дайте вдарить! Все одно пока тута стоим, всех поубивают, а так хоть помрем с пользой за Россеюшку! Но приказа на атаку не было. Тогда турки, приободрившись нашим стоянием, решились, было, сами атаковать. Из-за турецких окопов с криками и визгами показалась кавалерия. Доскакав до поля брани, башибузуки принялись рубить головы нашим раненным, но, первый же картечный залп, основательно выкосил их ряды, и турецкая конница умчалась столь же стремительно, как только что нападала. Вслед за тем, внезапно прекратила огонь и вся турецкая артиллерия, несмотря на то, что наша пехота могла быть ей расстреляна. Над полем боя повисла звенящая тишина, нарушаемая лишь криками команд и стонами раненных.

Но почему турки вдруг прекратили огонь? Впоследствии в Европе писали, что «благородные турки» сделали это в знак своего уважения к мужеству русской пехоты. Это наглое вранье! Ни о каком благородстве турки и не помышляли, не до этого им было, да и не так были воспитаны. Стрельба была прекращена только потому, что к этому времени, боясь штурма, турки уже начали свозить с батарей к переправе свои пушки, да и зарядов к этому времени у них оставалось, что кот наплакал.

К вечеру главные силы русского отряда отошли на высоты за село Старую Ольтеницу, оставаясь в полной готовности к бою.

Сражение под Ольтеницей было закончено. Настало время подвести его итоги. Они были неутешительными. Мы потеряли: убитыми 5 офицеров и 231 солдат, ранеными 39 офицеров и 695 солдат. Потери, понесенные турками, в точности неизвестны, но, по всей вероятности, они были велики. Достаточно продолжительный сосредоточенный огонь наших батарей, поражавший скученных турок на близком расстоянии картечью, неминуемо должен был привести к огромным потерям. Известно, что в числе убитых был один из пашей, а другой, Ахмед-паша, ранен. Косвенно подтверждаются огромные потери турок и их последующими действиями на нашем берегу.

Битва при Ольтенице

Историк Крымской войны М.И. Богданович, относительно итогов Ольтеницкого сражения писал: «Общий голос тогда утверждал, что войска наши непременно овладели бы укреплениями ольтеницкого карантина, если бы не получили приказания отступить. И действительно – что заставило отказаться от довершения успеха? Опасались ли – как говорили одни – что турки очищают укрепления с тем, чтобы дать свободу действовать по ним с тыла всем батареям, сооруженным на острове, и на правом берегу Дуная? Но это было возможно предвидеть заранее, и в таком случае не следовало предпринимать штурма. Или – как полагали другие – не надеялись на успех, найдя укрепления сильнее, чем заключали из сделанной рекогносцировки? Следовательно – самая рекогносцировка была недостаточна к тому, чтобы, основываясь на ней, решиться на такое отважное предприятие. Обвиняли в неудаче генерала Данненберга, но и со стороны князя Горчакова были сделаны важные упущения. Ему следовало послать к Ольтенице не одну бригаду, а целую дивизию, тем более, что это предприятие было первое, и потому последствия его могли оказать влияние на всю кампанию вообще; непростительно было действовать на авось, особенно, когда другие войска стояли, так сказать, под рукою. К тому же, ему следовало предварительно дать надлежащие наставления генералу Данненбергу, который, при всей своей учености и совершенном знании теории военного искусства, не имел большой боевой опытности и, достигнув звания корпусного командира, не одержал ни одного успеха. Но, кто бы, ни был виноват в этом деле, несомненно, то, что наши войска честно исполнили свой долг, и что турки не могли похвалиться победою; мы отступили, а не были отбиты. Тем не менее, однако же, в начале (в половине) ноября, телеграфические депеши возвестили Европе, что Омер-паша, переправясь у Ольтеницы через Дунай, разбил сильный русский отряд и обратил русских в бегство на всех пунктах; что он уже достиг Бухареста. Недоброхоты России славили военные дарования турецкого вождя, предрекая ему другие, решительные успехи над русскими, которые, по уверениям публицистов, были не в состоянии противиться туркам. Но вскоре обнаружилось, в какой степени было преувеличено значение Ольтеницкого дела».

Омер Лютфи-паша

Впоследствии офицеры, участвовавшие в сражении при Ольтенице, соорудили на могиле павших товарищей памятник – мраморную пирамиду на высоком зеленом холме, увенчанную урной и крестом. В Ольтеницкую церковь были