Мария Склодовская-Кюри - Дмитрий Прокопец

сильная усталость после долгой дороги делают свое дело: у Марии поднимается температура и она впадает в отчаяние: ее мучает страх, что она умрет, не закончив свою главную, итоговую книгу. Мария все больше слабеет, и сестры решают вернуться в Париж.

Здесь мадам Кюри временами становится то хуже, то лучше. Она старается войти в обычный график, но каждый день посещать лабораторию уже не может.

«В солнечный майский день 1934 года после полудня, — пишет Ева, — она остается в физическом зале до половины четвертого, усталыми руками касается пробирок, приборов — своих неизменных спутников. Обменивается несколькими фразами с сотрудниками.

— У меня жар, — говорит она слабым голосом, — поеду домой.

Еще раз обходит сад, где яркими пятнами выделяются распустившиеся цветы».

Она больше не встает с постели. Борьба с неведомой болезнью, которую доктора называют то гриппом, то бронхитом, утомительные способы лечения… Врачи не могут поставить верный диагноз, а сама Мария подчиняется им с неожиданной, пугающей кротостью, даже соглашается лечь в клинику для полного обследования. Два рентгеновских снимка, пять или шесть анализов ставят в тупик специалистов: ни один орган не затронут, никаких характерных признаков, определяющих болезнь. Близкие решают, что ее срочно надо перевезти в санаторий Санселльмоз, под круглосуточное наблюдение медиков. Поездка была тяжелой: в дороге Мария несколько раз теряла сознание на руках дочери и сиделки.

В Санселльмозе выяснилось, что легкие больной в порядке. Но Мария продолжает температурить, причем столбик термометра поднимается до пугающих сорока градусов.

Когда ей сделали очередной анализ крови, стало ясно, что число белых и красных кровяных телец резко упало. Из Женевы приезжает профессор Рош. Знаменитый врач сравнивает анализы крови, взятой в разные дни, и ставит страшный диагноз: злокачественная анемия с исключительно острым течением. Причину болезни специалисты назвали куда позже: то самое радиоактивное излучение, которому Мария подвергалась, столько лет работая в примитивных условиях старой лаборатории. Ослабленный организм ученой не реагировал на лекарства.

Тем временем сотрудники Института радия доводят до конца последнюю работу Марии — создание эталона.

Утром 3 июля мадам Кюри в последний раз сама измеряет температуру, держа термометр в дрожащей руке: температура резко понизилась. Она радостно улыбается, когда Ева уверяет, что она наконец пошла на поправку. Мария уверена, что ей принесли пользу не лекарства, а чистый горный воздух.

Вот что о последних часах своей матери пишет Ева Кюри:

«В последние часы ее жизни обнаружилась вся сила, вся огромная сопротивляемость только с виду хрупкого организма, вся крепость сердца, скрытого в уже холодеющем теле и продолжающего биться неутомимо, непрестанно. Еще шестнадцать часов доктор Пьер Ловис и Ева держат застывшие руки этой женщины — ни живой, ни мертвой. На утренней заре, когда солнце окрасило в багрянец горы и стало подниматься на изумительно чистом небе, когда яркий свет величественного утра залил комнату, постель, худые щеки и стеклянные, ничего не выражающие пепельно-серые глаза, сердце наконец перестало биться».

Науке еще предстояло сказать свое слово об организме усопшей. Ненормальные симптомы, анализы крови, свидетельствующие о заболевании, отличном от известных науке злокачественных анемий, указали истинного виновника: радий. Позже профессор Рего писал:

«Мадам Кюри может считаться одной из жертв длительного общения с радиоактивными веществами, которые открыли ее муж и она сама».

В Санселльмозе доктор Тобе сделал официальную запись:

«Мадам Мари Кюри скончалась в Санселльмозе 4 июля 1934 года. Болезнь — острая злокачественная анемия. Костный мозг не дал реакции, возможно, вследствие перерождения от длительной аккумуляции радиоактивных излучений».

Страшное известие выходит за пределы затихшего санатория, расходится по всему миру и то здесь, то там вызывает острую боль: в Варшаве — у Эли; в Берлине, в поезде, мчащемся во Францию, — у Юзефа Склодовского и Брони, той Брони, которая напрасно стремилась попасть вовремя и в последний раз увидеть милое лицо; в Монпелье — у Жака Кюри; в Нью-Йорке — у миссис Мелони; в Париже — у преданных друзей.

У бездействующих приборов Института радия рыдают молодые ученые. Один из любимых учеников Мари, Жорж Фурнье, потом напишет: «Мы потеряли все».

Отрешенная от боли, волнений, почитаний, Мария Кюри покоится на кровати в Санселльмозе, в 6-м доме, где люди, ей подобные, люди науки и преданности своему долгу, ухаживали за ней до самого конца. Никого постороннего не допускали к ней, чтобы не потревожить ее покой, хотя бы только взглядом. Никто из любопытных не будет знать, какой неестественно красивой она покидала мир. Вся в белом, седые волосы над открытым высоким лбом, лицо умиротворенное, строгое и мужественное, как у рыцаря, — она представляла собой самое прекрасное, самое благородное из всего существующего на Земле.

Ее шершавые, жесткие, глубоко обожженные радием руки уже не страдают обычным тиком. Они вытянуты вдоль покрывала, окостенели и до ужаса недвижимы. Ее так много работавшие руки…

4 июля 1934 года Марии не стало. Через два дня ближайшие родственники и друзья сопроводили гроб с ее телом в Со, и 6 июля 1934 года она была похоронена на кладбище в Со, в могиле своего мужа Пьера Кюри. Мадам Кюри чуть больше года не дожила до присуждения Нобелевской премии дочери Ирен и зятю Фредерику Жолио за открытие искусственной радиоактивности.

Вот цитата из некролога, который Альберт Эйнштейн опубликовал в New York Times:

«К моему великому счастью, в течение двадцати лет мы были связаны с мадам Кюри возвышенной и безоблачной дружбой. Мое восхищение ее человеческим величием постоянно росло. Сила ее характера, чистота помыслов, требовательность к себе, объективность, неподкупность суждений — все эти качества редко совмещаются в одном человеке. Она в любой момент чувствовала, что служит обществу, и ее большая скромность не оставляла места для самолюбования. Ее постоянно угнетало чувство жестокости и несправедливости общества. Именно это придавало ей вид внешней строгости, так легко неправильно понимаемой теми, кто не был к ней близок, — странной строгости, не смягченной каким-либо искусственным усилием. Наиболее выдающийся подвиг всей ее жизни — доказательство существования радиоактивных элементов и их получение — обязан своим осуществлением не только смелой интуиции, но и преданности делу, упорству в выполнении работы при самых невероятных трудностях, что не часто встречается в истории экспериментальной науки».

Через год выходит в свет последняя книга Марии Склодовской-Кюри, ее духовное завещание будущим ученым. На переплете простая строгая надпись: «Мадам Кюри, профессор Сорбонского университета. Лауреат Нобелевской премии по физике. Лауреат Нобелевской премии по химии. РАДИОАКТИВНОСТЬ».

Благодарная Франция спустя 60 лет воздала Марии и ее мужу последние почести: 20 апреля 1995 года согласно решению Франсуа Миттерана, президента Франции, прах Пьера и Марии Кюри был перенесен в парижский Пантеон. На торжественной церемонии присутствовал президент Польши Лех Валенса.

Послесловие

Из речи Марии Кюри на праздновании 25-летия открытия радия