Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII

— Очень приятно, мсье Джеки, — вежливо говорит он с легким поклоном.

Сергей наклоняется и отвечает вполголоса:

— Нам обоим будет приятно работать вместе, мсье Эмиль.

Эмиль наклоняется через стойку к лицу Сергея.

— Я уже в контакте с японцами, мсье, — он испытывающе и вызывающе глядит в глаза Сергею.

— Возможно, — небрежно кивает головой Сергей. — Меня интересуют не ваши контакты, а материалы. Я плачу не японскими йенами, а американскими долларами.

— Сколько вы ассигнуете денег на меня, мсье? Я подберу соответствующий материал.

— Я заранее не ассигную никаких сумм. Покажите образец материалов, потом будет видно.

Эмиль вынимает из бокового кармана жилета небольшой документ.

— Это фотография личной записки мсье фон Риббентропа итальянскому министру иностранных дел мсье Чано. Обратите внимание на оценку позиции Англии, мсье. В настоящий момент это важно — мы, вероятно, накануне европейской войны, мсье.

Сергей не спеша читает, затем спокойно возвращает документ Эмилю.

— В чем гарантия, что этот документ — не фальсификация?

Эмиль делает легкий поклон.

— В том, что вы покупаете его у такой солидной фирмы, как моя, мсье. Она не менее солидна, чем ваша. Я не смог бы долго удержаться здесь, если бы работал с фальшивками.

Мсье Эмиль обратился к Джонни:

— Я вас прошу немного рассказать вашему приятелю обо мне. Итак, мсье, бар открывается, и я попрошу вас пересесть за столик вот в том углу.

Угловой столик в Интернациональном баре. Джонни и Сергей продолжают завтрак.

— С согласия Эмиля я сообщу вам следующее: он — не француз, а итальянец Эмилио Спада. Он сицилиец и член тамошней мафии. Здесь он управляет негласной организацией официантов, горничных, чистильщиков сапог в отелях и прочей мелюзги, обслуживающей иностранцев в больших гостиницах. Ни одно их движение не остается без наблюдения, и каждый их шаг контролируется.

— И что это дает?

— Дает возможность спокойно рыться в чемоданах, портфелях и бумажниках без боязни быть застигнутым врасплох. Дело поставлено у Эмиля хорошо, и вы, Джеки, узнаете, какие ротозеи все эти хваленые дипломаты и официальные разведчики: то тут забудут порвать документы, то там порвут их так небрежно, что обрывки легко склеить, то пошлют мальчика с секретным поручением бросить весьма доверительное письмо где-нибудь в отдаленной части города. До ящика такое письмо обязательно побывает в руках Эмиля. Здесь все пьют, Джеки, а алкоголь — плохой сторож секретов, и к мсье Эмилю стекается большое количество сведений. Каждое из них — обрывок, а все вместе они — картина.

Оба завтракают, потом курят.

— На счет фальсификации надо сказать прямо: ее не может быть. На фальшивках далеко не уедешь, и Эмиля его сицилийские боссы быстро уберут, если он когда-нибудь осмелится мошенничать. Мсье Эмиль нужен всем разведкам вокруг Лиги Наций и нужен только как солидная фирма!

Дверь. Медная табличка с надписью: «Высшая школа русского языка».

К двери в темном костюме и в темных очках подходит и звонит Сергей. Дверь приоткрывается, кто-то сквозь узкую щель под цепочкой долго рассматривает Сергея, наконец, дребезжащий старушечий голос спрашивает по-русски:

— Кто там? Вы к кому?

Сергей отвечает по-русски с заметным акцентом, медленно подбирая слова:

— К генералу Иноходцеву, мадам.

— Не вы ли мистер Джеки?

— Да, мадам.

— Входите. Генерал вас ждет.

Сергей входит.

Сергей с весьма суровым видом сидит в кресле напротив маленького сухонького старичка с седыми усами, кончики которых закручены вверх. Старичок в штатском, но в осанке и в движениях хорошо проглядывается давнишняя военная выправка.

Иноходцев говорит вежливо и несколько угодливо: он едва скрывает улыбку радости, что заполучил такого перспективного клиента.

— Вот пепельница, мистер Джеки. Курите, пожалуйста, не стесняйтесь. Я весьма рад нашему знакомству.

Сергей делает легкий поклон.

— Мистер Джеки, я несколько разочарован, увидев перед собой европейца. Я думал, что ко мне явится японский офицер в штатском. Это упростило бы переговоры. Не скрою, мне давно хотелось установить контакт с японской разведкой. Очень хотелось. Наш общий друг, которого я ценю за связи с швейцарским Генштабом, поручился за вас.

Пауза. Вдруг Иноходцев хитровато улыбается.

— В том, что на первый раз появились вы, а не японский офицер, я вижу обычную восточную осторожность. Передайте вашим начальникам, что я это высоко ценю.

Генерал сидя делает легкий поклон. Потом продолжает солидно, с достоинством:

— Я являюсь владельцем «Высшей школы русского языка». Моей задачей, как руководителя и преподавателя, является не только передать моим курсантам знание русского разговорного языка, но и обучить их манере держаться в различных слоях советского общества: партийцев, хозяйственников, военных, интеллигентов, рабочих, комсомольцев. Курс обучения длится у меня не меньше года. За это время при самом интенсивном методе невозможно добиться, чтобы иностранец научился говорить без акцента и смог бы в Советском Союзе выдавать себя за русского. Несколько лет тому назад школа была центром обучения офицеров Добровольческой армии генералов Деникина, Врангеля и других для переброски их в Совдепию: ведь важно не только знать язык, но и усвоить манеры держаться в обществе. Теперь среди белой эмиграции боевой пыл несколько остыл — это прискорбное действие времени, мистер Джеки!

Сухой кивок Сергея.

— Но на помощь мне и иностранным курсантам приходит многонациональный состав населения этой страны. Курсант со светлой окраской волос, глаз и кожи станет жить и работать в Ленинграде, северных областях или в Москве, и я подгоняю его акцент под манеру говорить и акцент под уроженцев наших остзейских губерний: Эстляндской, Курлянс-кой, Лифляндской, Виленской, Ковенской и других. В определенных случаях они могут говорить как уроженцы Царства Польского. Вторая группа — это смуглокожие брюнеты, которых я готовлю так, что их русский язык не отличается от акцента жителей Закавказья. Третья группа, к которой принадлежали бы и курсанты-японцы, после окончания моих курсов может говорить так, как в России изъясняются среднеазиатские инородцы с монгольским типом лица. Их теперь большевики называют казахами. У них национальный характер сказывается не только в акценте, но и в жестах, привычках, манере говорить и прочих особенностях быта. Японец, выдающий себя за жителя Средней Азии, должен был бы учиться у меня дольше и больше, чем, скажем, швед, который потом будет выдавать себя за финна или латыша: азиатские манеры трудны для имитации.