Коко Шанель. Я сама — мода - Мишель Марли

радостью доставит ее обратно в Париж, тем более что ему и самому нужно быть там в скором времени. Но, скорее всего, на этом их роман и закончится. Узнав правду, Дмитрий уже вряд ли сможет относиться к ней по-прежнему. Что ж, его трудно за это винить. Она и сама отчаянно стыдилась своего прошлого — не просто же так она выдумывала все эти красивые истории о себе.

Габриэль потянулась за своей сумочкой и вытащила оттуда сигареты.

— Я сейчас подумала, что нам, в общем-то, незачем тут останавливаться. Виши для меня не так важен. Поедем лучше сразу в Мулен. Это будет как раз по дороге в Париж.

Боже, ну зачем она заговорила о Мулене? Этот городок сыграл важную роль в ее жизни, но имело ли смысл открывать Дмитрию еще и эту часть ее биографии? К чему все это? Ничего с ним не случится, если он не узнает, откуда взялось прозвище «Коко». Ничто не угнетало ее больше, чем воспоминания о детстве и жизни в приюте, но какое отношение все это имело к жизни русского великого князя? Если ее прошлое шокировало его, значит, так или иначе, между ними все кончено. И для их отношений уже не важно, заедут ли они в Мулен или отправятся прямиком в Париж. Но это было важно для нее — это ей нужно пройти этот путь до конца.

Дмитрий поднес зажигалку к ее сигарете, а после этого закурил сам.

— Что с тобой, Коко?

Глубоко затянувшись, она ответила не сразу.

— Прости, я ошиблась. Кроме пары шляпных магазинов, витрины которых когда-то давным-давно вдохновили меня на создание собственных изделий, в Виши нет ничего интересного. Это и в самом деле не стоит того, чтобы мокнуть под дождем.

В общем-то, это была правда. Побывать в Мулене важнее. Здесь, в гораздо более импозантном Виши, она некогда надеялась попытать счастье в оперном театре, мечтала стать новой Мистенгет[24]. Конечно, этого не случилось — ее сопрано для этого недостаточно хорошо, сейчас она прекрасно это понимала. Но не только из-за вокальных неудач ее сердце сжималось от тоски при мысли о Виши. Здесь ее покинула лучшая подруга. Улыбка скользнула по лицу Габриэль — нет, Мисю никак нельзя сравнивать с Адриенной. Дружба началась еще в Тьере. Адриенна Шанель официально была ее тетей, но любили они друг друга как родные сестры. Она была младшей дочерью бабушки и дедушки по отцовской линии, примерно того же возраста, что и Габриэль. После того как Габриэль покинула Обазин, они встретились в Мулене, и ей показалось, что ее жизнь наконец озарило солнце.

— Как бы я хотела, чтобы меня пригласили на чай в приличное общество! — мечтательно вздохнула Адриенна, глядя на скудно накрытый стол в монастырском рефектории. — Как благородную даму!

— Как благородную старую даму, — захихикала Габриэль, но, увидев строгую мину подруги, спросила: — А кто еще ходит на такие сборища, кроме благородных старых дам?

— Благородные мужчины, конечно! Из тех, что не работают. Они гораздо красивее тех, которые работают.

От удивления Габриэль даже раскрыла рот.

— Они что, совсем ничего не делают?..

— Ну, они занимаются всякими важными делами. Запомни хорошенько: лучше знакомиться с теми, кто не работает, чем с теми, кто трудится за плату. Да ты потом и сама поймешь, какие из них лучше пахнут.

— Здесь в Виши я впервые поняла, что такое стиль, — сказала Габриэль, улыбаясь своим мыслям. — То, что дамы носили на своих головах в то время, трудно описать словами. Не женщины, а просто какие-то расфуфыренные боевые лошади!

— Жаль, что мы так и не узнаем, изменился ли с тех пор вкус здешних модниц. — Дмитрий весело подмигнул ей. — А ведь я, между прочим, неплохо разбираюсь в дамских шляпках. — Непринужденными шутками он, очевидно, старался развеять тягостное настроение, возникшее между ними.

— Твой хороший вкус еще не повод мочить ноги, — ответила она, с радостью подхватывая тему, которая могла бы отвлечь ее от невеселых воспоминаний. — Шляпы тогда делали на совесть. И они были модными — тут уже не поспоришь. Огромные, как тележное колесо, с кучей искусственных цветов, тюля, перьев и даже птиц. Боже мой, ты представляешь?! Цветы и птицы были на каждой шляпе — причем из самых немыслимых материалов.

— Я хорошо помню шляпы моей тети, императрицы Александры Федоровны. Она тоже носила на голове что-то такое, что больше напоминало дремучий лес.

Он наверняка сказал это просто к слову, но сейчас это мимоходом брошенное упоминание о его происхождении болезненно укололо Габриэль.

— Для меня все эти баснословно дорогие нагромождения никогда не были признаком хорошего вкуса. Нужно уметь упрощать, понимаешь? Отсекать лишнее — вот настоящее искусство.

Если он и заметил скрытый подтекст в ее словах, то, похоже, не придал этому значения.

— А потом ты приехала в Париж, и все женщины были очарованы твоими шляпками, да?

— О, далеко не сразу, — улыбнулась Габриэль. — Все было не так быстро и просто. В одном замке в Руалье — это к северу от Парижа — я познакомилась с актрисой Эмильеной дАлансон. Ей понравились мои шляпы, и она стала надевать их на свои выступления и светские рауты, и вскоре ее подруги захотели купить такие же. — Габриэль открыла окно и бросила в лужу тлеющий окурок. — По сути, именно так все и происходит. Почему, ты думаешь, я отдаю лучшие платья манекенщицам? — продолжала она, закрыв окно. — Принцессы и графини твоей родины выходят в свет гораздо чаще, чем я. Они вращаются в самых изысканных кругах; они появляются в моих платьях на приемах, балах и в ресторанах, и в этом смысле это то же самое, что показ мод. Они — моя лучшая реклама.

— Гениально! У тебя талант коммерсанта, Коко. Кстати, ты обещала мне рассказать, откуда у тебя это прозвище, помнишь? Я по-прежнему хочу знать.

Неужели после всего того, что он уже узнал, его еще интересуют подробности ее жизни? Дмитрий смотрел на нее таким добрым, открытым взглядом, что ей отчаянно захотелось поверить в его искренность. К черту сомнения.

— Откуда взялась Коко, я расскажу тебе в Муле-не — там и началась эта история.

От блеска и могущества эпохи Возрождения в Муле-не двадцатого века не осталось и следа. С величественных средневековых фасадов осыпалась штукатурка, да и весь городок, особенно в эту унылую погоду, производил впечатление захолустья.

— Раньше здесь стоял гарнизон, и было куда оживленнее, — сказала Габриэль, когда они ехали по безлюдным улицам вдоль реки Алье. — А вообще здесь в основном жили и живут