Моя Америка - Шерман Адамс

ей на это, в магазине наступила зловещая тишина. Фрэдди, который только что демобилизовался из армии, подошел и стал рядом со мной со сжатыми кулаками. Мы отказались пасовать перед белым расизмом.

Я еще раз попросил свои деньги, но Немлон, который по-прежнему был членом организации «черных мусульман», потянул меня за пиджак назад, к выходу. Моя семья не желала связываться с властью белых. Мы вернулись к машине и продолжили путь на Север. Все кричали друг на друга, а Фрэдди и вовсе был вне себя.

Немлон, отстаивая свою позицию, говорил, что глупо затевать скандал, когда мы так близки к тому, чтобы покинуть южные штаты. Фрэдди и я были ужасно злы на то, что нас вынудили уступить расизму, и за остаток пути едва вымолвили слово.

Вместо того чтобы продолжать поездку до Хартфорда со всей семьей, я вышел в Нью-Йорке, в районе Таймс-сквер. Оставался там пару дней, пока не успокоился, а потом приехал домой, к Октавии.

На бирже труда я получил временную работу на восстановлении собора св. Джозефа, который поджег какой-то придурок. Трудиться приходилось на высокой башне, подавая мастерам материал для форм, куда заливался бетон. Люди внизу выглядели как муравьи. Я оцарапал ногу о торчавшую планку. Кровь не шла, особенной боли я не чувствовал, так что вскоре забыл об этом. То лето я провел в Нью-Йорке. Там стояла жара как в аду, и я ходил в шортах. Внезапно моя нога стала пухнуть. Затем опухоль распространилась и на другую ногу, стали появляться головокружение и головная боль. Пришлось обратиться в больницу ветеранов на Седьмой авеню. У меня оказалась высокая температура. Врач сказал, что обе ноги заражены, и мне немедленно надо ложиться в больницу. К сожалению, в этой больнице не было мест, поэтому он предложил мне другую. Но и там отказались принять меня, поскольку у меня не было страховки на случай болезни, и я не значился в списке нуждающихся в социальной помощи.

Что мне оставалось делать? Я сел в автобус, шедший в Хартфорд, и почти сразу, как сошел с него, упал в водосточную канаву. К счастью, меня подобрал кубинец по имени Рамон и отвез в больницу на своей старенькой машине.

Когда я очнулся, то увидел, что лежу на нарах в палате несчастных случаев. Нещадно болела голова. Медсестра пыталась разговаривать со мной:

— Мистер Адамс! Мистер Адамс! Вы меня слышите? Вы очень больны. Инфекция распространилась по всему вашему телу. Вас надо немедленно поместить в изолятор, чтобы сбить температуру и уменьшить опухоль, иначе вы умрете! Вы слышите, что я говорю? Нам нужно знать название вашей страховой компании.

Меня охватила паника. Никакой страховки я не имел. Находясь в жару, я все же понял, что имела в виду сестра: нет страховки на случай болезни — нет лечения.

— Вы слышите меня, мистер Адамс? Это очень важно!

— Я-я-я работаю на строительстве и застрахован в профсоюзе, — произнес я запинаясь.

Это дало результат. В большом лифте меня перевезли в изолятор,

где врачи зафиксировали обе ноги и дали мне какие-то капли, а сестра круглые сутки вводила в меня антибиотики. Через несколько дней мне стало намного лучше, и меня перевели в палату с пятью другими пациентами.

А через две недели я чувствовал себя буквально новым человеком и был готов ехать домой. Но не тут-то было. Пришла приятная белая дама, подсела ко мне на кровать и сказала, что связалась с профсоюзом и выяснила, что я не проработал достаточно долго в этом году, чтобы на меня распространялось страхование. При этом она вручила мне счет за лечение — больше чем на тысячу долларов. Одна больничная койка стоила 30 долларов в день.

Я вдруг почувствовал себя таким же больным, как тогда, когда кубинец подобрал меня в сточной канаве и отвез в больницу. Но ведь мне повезло, что это сделал он, а не «Скорая помощь», которая увеличила бы счет еще на 25 долларов. Хотите верьте, хотите нет, но больница не хотела выпускать меня, пока я не оплачу счет. Пришлось вызывать Немлона. Благодаря его красноречию, а главным образом тому, что у него были два надежных места работы, меня выпустили.

Теперь мне следовало платить еще по одному больничному счету. Вместе с прежним я был должен врачам более 2 тысяч долларов. Как уже говорилось, я не имел ни цента в кармане, а больница св. Фрэнсиса непрерывно присылала счета и напоминания.

Ставка на бокс

Единственным доступным для меня способом заработать деньги, достаточные, чтобы расплатиться с долгами, был возврат к боксерским выступлениям. Поэтому я вновь перебрался в Нью-Йорк, стал тренироваться в зале Бобби Глисона и поступил на прежнюю работу в кафетерий «Даброуз». Снял комнату в отеле «Мидвей», расположенном в самом центре, вблизи Центрального парка, где я бегал каждое утро. Как и большинство других отелей в этом районе, он был когда-то элегантным, с большими со вкусом обставленными номерами. Но шло время, район заселили бедняки, и гостиничные номера были перестроены в маленькие клетушки, в которых едва можно было повернуться.

Моя клетка имела номер 412, находилась на четвертом этаже и была полна крысиных нор. Я пускался на всевозможные ухищрения, которым научился у своих теток, чтобы избавиться от крыс, но ничего не помогло. Я засыпал в дыры крысиный яд, заколачивал их крышками от пивных банок, но это приносило лишь временное улучшение.

Моими соседями оказались все те же чистильщики обуви, швейцары, рабочие-текстильщики, механики, проститутки, сутенеры, воры и наркоманы. Почти все были черными. Как только в субботу вечером закрывались магазины, в отеле удваивались цены на спиртное и целый ряд других товаров. Например, лифтер продавал масло для волос и пудру по двойной цене.

Полицейские и «Скорая помощь» наносили частые визиты в «Мидвей», и редко случалось, чтобы они не забирали кого-нибудь с собой. Один раз я видел, как бригада похоронной машины из морга запихивала в ее светло-зеленое нутро большой белый мешок. Это выглядело так, будто они грузили ковер. Внутри машины виднелись ящики с другими белыми мешками.

В один далеко не прекрасный день, идя домой с тренировки, я остановился на углу посмотреть, как группа безработных играла в кости на теплом послеобеденном солнышке. Внезапно подъехали две

большие