Что думают гении. Говорим о важном с теми, кто изменил мир - Алекс Белл

границей, где его лекции становятся гвоздем программы; молодые психиатры берут с него пример (например, ставший в будущем почти столь же знаменитым Карл Юнг). Турне Фрейда по Америке с лекциями в университетах освещалось заокеанской прессой так, словно к ним пожаловал знаменитый политик, а споры о его доктрине охватили почти все общество.

Голос домработницы Фрейда вывел меня из состояния задумчивости. Она сухо сообщила, что доктор готов принять меня и ожидает в своем кабинете. Поднявшись по деревянной лестнице, я оказался в широком коридоре, с которым сообщалось несколько комнат. На мгновенье я застыл в нерешительности, затем заметил, что одна из дверей приоткрыта. Я зашел и тут же почувствовал на себе тяжелый, холодный изучающий взгляд сбоку. Передо мной, напротив двери, у стены, находилась широкая кушетка, покрытая персидскими одеялами в темно-коричневых тонах. В ее изголовье одна на другой лежали три мягкие подушки-тюфяка. Вместе они были высокими, и пациент во время сеансов терапии по сути не лежал, а скорее наполовину сидел. Над знаменитой кушеткой на стене висел большой персидский ковер с тонкой восточной вышивкой. Видимо, предполагалось, что пациент на столь изысканном ложе сможет максимально расслабиться. Но на меня вид кушетки произвел несколько вычурное и даже тяжеловатое впечатление. У ее изголовья стоял низкий стул. На нем Фрейд сидел во время сеанса – очень близко, но так, чтобы полулежащий, повернутый к нему затылком человек не мог его видеть. Но сейчас он сидел за письменным столом, слева от меня, у самого окна. Жестом пригласил меня войти и сесть на стул напротив него.

Не могу сказать, что первое впечатление от знакомства было приятным. Несмотря на то что перед моим приходом помещение проветрили, в воздухе ощущался тяжелый запах сигар, исходивший от одежды, волос и бороды врача. Психотерапевт был среднего роста, одет в коричневый костюм по моде того времени. В свои пятьдесят с небольшим лет он выглядел старше: с морщинистой, почти старческой желтоватой кожей лица, совершенно седыми волосами и ухоженной недлинной бородой. В первые минуты он смотрел на меня столь холодным испытывающим взглядом, что мне стало не по себе. Сухо спросил о моей биографии, сделал пометки в тетради; задал уточняющие вопросы о тех проблемах, ради которых я приехал к нему на прием (до этого я описал их в письмах). Выслушав внимательно мои ответы, но никак не прокомментировав их, предложил мне лечь на легендарную кушетку. Я снял туфли (что было необязательно) и лег, почувствовав из-за высоких подушек легкое неудобство. Сев на стул за моей головой, врач попросил меня максимально расслабиться и ненадолго закрыть глаза. Я почувствовал, как он положил мне на лоб свою холодную ладонь и минуту-другую держал ее. Затем заговорил:

– Пожалуйста, откройте глаза. Дышите ровно, спокойно. Расслабьтесь. Расскажите мне о чем-нибудь. Первое, что вам приходит сейчас в голову. Даже если это кажется глупостью, ерундой.

Я немного растерялся.

– Доктор, но о чем мне следует рассказать?

– О чем хотите. Никаких ограничений. Опишите мне что угодно: любой ваш сон, впечатление, воспоминание. Можете рассказать о вашем самом сильном в жизни оргазме или, наоборот, о какой-то неудаче в интимной сфере. К любому вашему рассказу я отнесусь с пониманием.

Это начало сеанса сам Фрейд называл «методом свободных ассоциаций». Его именитые психологи-учителя начинали свои сеансы с введения их пациентов в гипноз. Самому Фрейду искусство гипноза так и не поддалось (к нему надо иметь особый талант), но вместо этого он ввел в практику нечто более простое, но по-своему не менее действенное. Сейчас это кажется банальным, но в то время разрешить пациенту говорить на любую тему (включая самые запретные или интимные) и составить на основе этого его психологический портрет было новым словом в науке.

Некоторое время я лежал молча – ничего подходящего не приходило мне в голову. Затем все-таки заговорил. Содержание моего глубоко личного и несколько странного, сбивчивого монолога я ввиду его интимного характера раскрывать не буду. Вначале я был скован, но затем мне показалось, что некое невидимое течение само понесло мои мысли и слова вперед: гладко и естественно. С каждой минутой я ощущал себя все более легко. Фрейд внимательно слушал меня – я явственно ощущал его ритмичное тяжеловатое дыхание за моим затылком. Минут за пятнадцать длинного и слегка удивившего меня самого монолога он ни разу не прервал меня.

Когда я закончил, доктор переменил тему. Спросил, болел ли я в жизни чем-то серьезным, в частности были ли у меня проблемы с сердечно-сосудистой системой. После этого попросил меня кратко рассказать о моем детстве. Выслушав рассказ, задал серию вопросов, от которых я мог бы упасть от удивления, если бы в этот момент не лежал. В частности, он спросил, во сколько лет и при каких обстоятельствах, по моим детским воспоминаниям, я испытал первую яркую сильную эрекцию и что было ее причиной; были ли у меня в детстве выраженные сексуальные фантазии в отношении моей матери и испытывал ли я ревность и скрытую ненависть к моему отцу. На оба последних вопроса я ответил отрицательно. Затем мы коснулись бурных романов моей молодости и распавшегося брака. В частности, спросил о частоте сексуальных контактов с бывшей женой и изменении их характера по ходу наших отношений. Я осмелел и рассказал о некоторых моих не вполне обычных сексуальных желаниях, которые я так и не решился раскрыть моей супруге. Доктор заинтересовался, словно нащупав нужную ему тему, расспросил меня подробнее. Но после моего откровенного рассказа, как мне показалось, Фрейд выдохнул с разочарованием. По его словам, то, что я считал небольшим отклонением от нормы, в действительности вполне в нее укладывается, и это можно считать не перверсией, а здоровым разнообразием рутинной интимной семейной жизни. На вопрос психиатра о фантазиях гомосексуального характера я ответил отрицанием наличия у меня таких мыслей когда-либо.

С начала сеанса прошло минут сорок пять. Стандартное время приема заканчивалось, но мы заранее договорились сделать в моем случае исключение. Как мне показалось, как следует перетряхнув воспоминания моего детства, а также с пристрастием исследовав все уголки моего бывшего супружеского ложа, терапевт так и не зацепился за что-то подходящее для своих теорий.

Продолжая настойчивые поиски, доктор Фрейд попросил меня рассказать о моих снах. Я заметил, что мои сны нередко ощущаются как тревожные.

– Самый частый, обычный сюжет моих снов (когда я их запоминаю) такой. Начинается все как будто бы даже очень хорошо. Я в бодром настроении собираюсь в какое-то далекое увлекательное путешествие. Выхожу из дома, еду с чемоданом или на вокзал, или в аэропорт… (тут я со страхом осекся), то есть, простите,