Иосиф Кобзон. Мгновения… - Коллектив авторов -- Биографии и мемуары

На следующий год мы приезжаем в Корею. Он уже полон сил, знает эту страну. И нас опять ведут в Дом пионеров. К нашему приезду выставляют оркестр из 50 музыкантов. И дети нам виртуозно играют на баянах. Это был подарок Иосифу.

«Я не мэтр, а метр восемьдесят»

Я всегда Бога благодарил, что он подарил мне дружбу с таким удивительным человеком, человеком-эпохой. Мы его звали «человек-корабль». Что касается его музыкальных возможностей, то он мог записать песню с первого раза, это была эталонная запись. Но если с первого что-то не нравится, писал второй раз, и второй был еще лучше. На записи не тратилось много времени. В последние годы мы записали около 600 песен. Он приходил раза три в неделю, на все про все тратил полчаса.

Нас Иосиф научил золотому правилу работы с произведением, мы его соблюдали в ансамбле: если мы пишем песню, то достаем подлинник, как написано это у автора, и досконально — нотка в нотку — все выучиваем. Иосиф всегда так делал. Он приходил с Евсюковым Алексеем, они все до нотки вычищали, и все песни, которые у Иосифа записаны, практически один в один повторяют авторские. Но иногда требовал, чтобы сам автор присутствовал на записи, он же много новых песен писал. Лишь иногда позволял себе менять немного мотивчик. Он говорил: «Так логичнее было бы». И почти всегда авторы соглашались. Поэтому есть песни, где он является соавтором.

Конечно, был очень юморной. Помню такой эпизод в Челябинске, когда пришел мэр города и говорит: «Вот Иосиф, наш мэтр». А он отвечает: «Я не мэтр, а метр восемьдесят». Постоянно шутил.

Иосиф был удивительный друг и очень обязательный человек. Более обязательных людей я не встречал и вряд ли встречу. Если ты к нему обращался с какой-то просьбой, он все досконально записывал мелким убористым почерком. Обычно за день у него скапливалось 30–40 просьб от разных людей. И он все делал, выполнял, потом звонил: «Виктор, решим вопрос. Если сегодня не получится, то завтра буду встречаться».

К нему в офис в гостинице «Пекин» на 9-й этаж стояла огромная очередь, которая заканчивалась на первом этаже. Люди обращались со своими проблемами к нему и как к депутату, и как к человеку, и как к артисту. Поэтому такая всенародная любовь была к нему. Помогал всем до конца своей жизни. Таких людей сейчас нет. Держал слово. Это было удивительно.

Он бережно относился к талантливым артистам. Помогал им, в том числе финансово. Таким образом он принимал участие в создании нашей советской и российской культуры. Был одним из двигателей наших русских фольклорных традиций. И был замечательным педагогом. Он преподавал в Гнесинке и в Институте культуры. Студенты слушали его с открытыми ртами, потому что у него был колоссальный, бесценный опыт, которым он делился со всеми.

Эмма Лавринович

директор и художественный руководитель БКЗ «Октябрьский», заслуженный работник культуры РФ

Кто такой Иосиф Давыдович? Это человек, который за все годы своей жизни сделал столько добра, сколько вряд ли сделал кто-нибудь другой. Это человек, который всегда был готов прийти тебе на помощь. В моей жизни бывали ситуации, когда он сам предлагал мне помощь: «Что сделать, как тебе помочь?»

Познакомились мы в 1973 году, я работала администратором, и у нас было очень много программ и сольных концертов. Я всегда с гордостью вспоминала и рассказывала о самом первом концерте, которым в 1967 году открывался зал «Октябрьский». Я тогда еще не была администратором, но помню, что это был первый концерт для строителей. И первым на эту сцену выходил Иосиф Давыдович. Он всегда об этом вспоминал, говорил: «Никогда не забуду, что я открывал этот зал». Когда мы с ним познакомились, я сразу же узнала и его семью: Неллечка была совсем молоденькой девушкой, они недавно поженились. У него была прекрасная теща Полина Алексеевна, с которой мы дружили, и когда Иосиф Давыдович приезжал в Ленинград, потом Петербург, я обязательно встречала его на вокзале с семьей. «Красная стрела» прибывала в 8 утра, и все шли завтракать к теще, а потом вместе проводили время. Приходили на репетиции, концерты, на которых всегда происходили аншлаги. Вокруг Иосифа Давыдовича всегда был позитив, все сверкало и радовалось.

Шли годы. Был уже буквально последний год его жизни, а у нас 27 января существовала традиция: в день полного снятия блокады и освобождения Ленинграда мы проводили торжественный концерт. И всегда в это время Иосиф Давыдович выходил к блокадникам. Но за год до смерти он себя очень плохо чувствовал, и мы договорились с его администрацией, что не будем ставить его в программу, потому что он как раз улетел на лечение за границу. Но буквально за несколько дней до концерта мне звонит Леночка, его менеджер: «Эмма Васильевна, Иосиф Давыдович приехал с лечения, и первое, что он сказал, — звоните быстро Эмме, я поеду и выйду к блокадникам».

Когда он вышел на сцену, зал встал, и принимали его так, что рассказать невозможно, это надо было видеть. А он был такой счастливый, у него сверкали глаза, хотя я видела, как ему тяжело идти по коридору. В этом был весь Кобзон.

В эту его последнюю поездку в Петербург он мне рассказывал, как прилетал навестить Елену Образцову, когда она в клинике была прикована к постели. И он мне рассказал такую историю. Он спрашивает Лену: «А в клинике знают, кто ты такая?» — «Иосиф, а зачем?» — «А ну-ка, давай, встаем!» Она встала, и они вдвоем запели. Сбежалась вся клиника — это было событие! И она на какое-то время возвратилась к жизни, у нее заблестели глаза, она улыбалась. Кто, кроме Кобзона, мог сделать такое?

У нас было и много веселых историй. Несколько лет