Евгений Шварц - Михаил Михайлович Кунин

как будто бы выходит за рамки отношений брата и сестры, “семейная линия” сохраняется. Основная тема – о поведении дома – не исчезает. Во всяком случае, таковы намерения и автора, и театра».

«Брата и сестру» трудно отнести к числу наиболее сильных вещей Шварца, но критика вполне благосклонно приняла эту пьесу и даже обнаружила в ней продолжение «сказочной» традиции автора. «В “Брате и сестре” сказка, пожалуй, меньше ощущается, – писала в «Литературном современнике» Алиса Марголина. – Но сказочная приподнятость, значительность каждого слова и каждого происшествия, особый сказочный трагизм, очень понятный детям, – всё это есть в пьесе, всё это создает ее поэтичность и освобождает от приземленности натурализма. Но сказочность, поэтичность не мешают “Брату и сестре” быть реалистической, даже психологической пьесой. Если в прежних пьесах Шварца находим порой детские остроты, рассчитанные на взрослых, то здесь и психология, и взаимоотношения героев, и сам язык рассчитаны на восприятие ребенка…»[68] Отмечалось критикой и то, что писателю неизменно удается говорить о детях серьезно, без тени искусственности и наигрыша, с полным пониманием их насущных интересов и проблем. На волне этого успеха Шварц написал и киносценарий по пьесе «Брат и сестра», но до постановки дело не дошло.

* * *

Продолжалось и сотрудничество Шварца с Николаем Олейниковым. Впрочем, совместно написанный ими в этот период киносценарий «Красная шапочка» для цветного мультфильма в работу взят не был. Как отмечал автор статьи в журнале «Кадр», сценарий «Красной шапочки» «написан талантливо, но сдан чрезвычайно сырым и недоработанным». К счастью, этот сценарий, полный доброго юмора и авторских выдумок, сохранился до наших дней. Забавно, например, как, будучи съеденной, бабушка Красной шапочки в пьесе Шварца прикрикивает на Волка из его живота: «Не смейся, ты меня трясешь!» А когда в финале спасатель-доктор вспарывает огромными ножницами волчье брюхо, то оттуда появляются целые и невредимые Красная Шапочка и ее бабушка, жующая пирог с вишнями и запивающая его молоком (пирожками с вишней юного Женю Шварца часто угощали в доме Соловьевых в Майкопе).

Несмотря на неудачи со «сказочными» киносценариями, Евгений не сдавался и решил поставить спектакль «Красная шапочка» в московском театре Наталии Сац. «Евгений Шварц вместе со мной – режиссером этого спектакля – задумали совсем новую “Красную Шапочку” как музыкальную комедию, – вспоминала Наталия Ильинична. – Замечательный художник-архитектор, мой ближайший сподвижник по детской работе Григорий Гольц принес эскизы, полные неотрывного ощущения воздуха, леса, цветов и солнечных лучей <…> Репетиционные работы по “Красной Шапочке” уже шли полным ходом…» Однако осенью 1937 года Наталия Сац была арестована как «член семьи изменника Родины»[69]. Воплотить свой замысел на сцене ей удалось только после лагерного срока и окончания войны: в 1945 году она поставила «Красную шапочку» на сцене организованного ею Алма-Атинского театра юного зрителя.

И всё же премьера спектакля «Красная шапочка» состоялась вскоре после написания сценария, летом 1937 года. За его постановку взялся Новый ТЮЗ, причем режиссером-постановщиком спектакля стал молодой балетмейстер Владимир Чеснаков. В сюжете появились на этот раз новые персонажи – Лесник, Заяц Белоух, Медведь, Уж и пособница Волка Лиса. Концовка спектакля, как и в сказке Перро, вполне благополучна, но мораль постановки в том, что только дружбой, взаимовыручкой и преодолением страха можно победить зло. Пирог с вишнями остался и в спектакле как символ детских воспоминаний автора пьесы и впоследствии еще раз был использован Шварцем в пьесе «Дракон». Помимо музыкальной канвы, продуманной вместе с Наталией Сац, в пьесе появилось несколько новых песен.

Режиссер Татьяна Сойникова, ставшая ближайшей помощницей Бориса Зона, вспоминала о том, что с самого начала работы над постановкой Шварц часто приходил на декадники актерской труппы, рабочие встречи, организуемые в театре каждые десять дней, на которых обсуждались творческие решения, а также недоразумения и бытовые проблемы. Тем более это касалось репетиций, которые, особенно на этапе становления театра, он старался не пропускать. Шварц «на лету», в движении схватывал реплики актеров и, если они ему нравились, тут же вносил исправления в текст. «Он хватал любое предложение, – рассказывала Сойникова, – и тут же дрожащей рукой, посмеиваясь и остря, записывал. Особенно много он использовал кадочниковских импровизаций». Действительно, молодой актер Павел Кадочников, исполнявший роль Ужа в «Красной шапочке», стал любимейшим актером Шварца. Впоследствии специально для Кадочникова Шварц написал роль Сказочника в спектакле «Снежная королева» по сказке Андерсена.

Актер и режиссер Владислав Андрушкевич в своих воспоминаниях приводит замечательные детали участия Шварца в капустниках Нового ТЮЗа: «Я не знал, что Евгений Львович в молодости был актером, но мне довелось наблюдать, как он играл в жизни: это было не просто чудачеством, это был творческий ход, прием. Скажем, вести разговор от чьего-то лица, лица задуманного им образа. Так однажды, на одном из вечеров-капустников, он придумал себе образ человека, который, кроме возгласа “ура!”, больше ничего не произносил, но этим возгласом он пользовался многообразно. То он требовал, чтобы его возвеличивали: садился в кресло, сооружал на голове импровизированную корону и повелевал присутствующими. И надо сказать, что все охотно шли на эту игру. То он, сняв пиджак и расстегнув ворот, играл разбушевавшегося гуляку, то его находили в гардеробе, где он вымогал на чай, и всё это одним возгласом “ура!”»

Как вспоминал Андрушкевич, однажды Шварц не мог придумать персонажа пьесы «Красная шапочка», нужного ему для дальнейшего хода событий, и отправил молодого Андрушкевича, пришедшего к нему за очередной сценой спектакля, на угол Невского и Садовой наблюдать за милиционером-регулировщиком. Как объяснил Шварц, накануне он целый час наблюдал за регулировщиком, а теперь хочет, чтобы то же самое сделал и актер. Милиционер действительно оказался волшебником: он виртуозно работал руками и всем корпусом. После выполнения этого задания Андрушкевич и Шварц отрепетировали несколько эпизодов пьесы, поочередно исполняя роли милиционера и всех обитателей леса, пока Шварц не остался доволен и не заявил Андрушкевичу: «Иди и скажи своему Зону, что через три дня я, так и быть, напишу хорошую сцену». Так в пьесе появился необычный персонаж – Милиционер, который впоследствии по требованию Реперткома был заменен на образ Лесника.

За 1937–1938 годы «Красную Шапочку» поставили ТЮЗы всего Советского Союза. «Талантливость этой сказки, ее своеобразие и неповторимое очарование помогли театру создать спектакль подлинно сказочный, веселый, живой и остроумный, – писал о ленинградской премьере «Красной Шапочки» известный театральный критик Сергей Цимбал. – Актеры играют, как бы параллельно, зверей со всеми внешними их особенностями, чертами, признаками и зверей в их аллегорическом, переносном смысле. Это в особенности относится к Уваровой, превосходно играющей лису, но наделяющей ее такой отчетливой человеческой индивидуальностью, что элементы сказочности в образе начинают стираться. Технически при этом