Теодор Гладков - Николай Кузнецов

Чтобы избежать неминуемого повторного боя с еще более значительными силами фашистов, отряд снялся и сменил лагерь. Однако пока гитлеровцы не опомнились от тяжелого поражения в Цуманских лесах, командование решило нанести несколько ударов по фашистской администрации в Ровно. Первый, как и предполагалось до боя, – по Ильгену, как одному из главных организаторов карательной экспедиции. Но в первоначальный план внесена была существенная поправка: учитывая желание генерала встретиться лично с командиром партизан, Ильгена не ликвидировать, а похитить.

10 ноября Николай Кузнецов, Иван Корицкий, Роберт Глаас и Николай Струтинский забросали гранатами и обстреляли из автоматов автомобиль Курта Кнута. Гитлеровцу повезло: раненный, он кулем свалился на дно машины, последующие осколки и пули прошли выше.

Тем временем Лидия Лисовская и Майя Микота составили подробное описание образа жизни генерала Ильгена, распорядок дня, маршрутов и т. д. Они это выполнили аккуратно и быстро. Особое внимание Кузнецова привлекла следующая привычка фон Ильгена: как и Даргель, командующий «Остентруппен» всегда обедал только дома – вскоре после полудня – и, как правило, один. Так как поесть он любил, то опаздывал к обеду только в исключительных случаях. Во время обеда в доме, кроме генерала, обычно находились Лидия, которая прислуживала за столом, кто-либо из двух адъютантов и денщик.

Наружную охрану у калитки нес один часовой до шести часов вечера и усиленный пост из трех солдат от шести вечера и до утра. Отсюда следовало, что операцию наиболее целесообразно провести не позднее шести часов, а лучше всего – во время обеда, то есть около часа дня.

Благоприятствовало успеху и то обстоятельство, что оба адъютанта генерала и немец-денщик отбыли по его распоряжению в так называемую служебную командировку в Германию; на самом деле фон Ильген поручил им отвезти своей семье несколько чемоданов с награбленным добром и продовольствием. Таким образом, между 10 и 17 ноября в доме во время обеда будет находиться только денщик – из русских «казаков».

По замыслу вся операция похищения как бы складывалась из двух частей: подготовительной – она возлагалась на Лидию Лисовскую и Майю Микота (она часто бывала в особняке, и генерал уже привык к ее присутствию в доме), и исполнительной, которую должны были осуществить Николай Кузнецов, Ян Каминский, Николай Струтинский и Мечислав Стефаньский. Этот худой большелобый поляк был человеком весьма примечательной судьбы.

Стефаньский родился в Варшаве, в конце тридцатых годов был на военной службе в Ровно, входивший тогда в состав панской Польши. Здесь женился. В сентябре 1939 года Мечислав, как и многие тысячи польских солдат, оказался в плену у немцев. Из плена бежал, перешел границу и пробрался на советскую территорию, где добровольно вступил бойцом в Красную Армию. Через некоторое время его вызвали к командованию и предложили работать в советской разведке.

Стефаньский снова очутился на родине. Для обратного пути ему был сообщен специальный устный пропуск: «Гость из Варшавы».

Позже Стефаньский вспоминал:

«В последний раз я переходил границу в июне 1941 года. По пути собирал сведения о передвижении немецких частей, их вооружении, обмундировании, оснащении, знаках на автомашинах. На восток шли танки и самолеты, в лесах я видел склады бочек с бензином. У самой границы стояли крупные части гитлеровских войск. О возвращении прежним путем не могло быть и речи.

В субботу 21 июня 1941 года решил попытаться перейти Буг. В прибрежных зарослях выждал до сумерек. В нескольких десятках шагов от меня стояли часовые. Сначала я прополз под проволочным заграждением, потом побежал – и свалился в воду. Было неглубоко. Однако меня заметили немцы и открыли стрельбу. Мне удалось все же добежать до нашего берега… Пароль «Гость из Варшавы» подействовал молниеносно. В штабе я доложил, что из наблюдений может вытекать один вывод: война! А под утро немецкие бомбардировщики подтвердили страшное предположение. Гитлеровская Германия напала на Советский Союз».

Стефаньский поселился в Ровно и в оккупации остался не случайно. Так ему приказало командование. Он должен был дожидаться, когда снова понадобится советской разведке. И дождался…[6]

…15 ноября 1943 года вся боевая группа собралась еще с утра на квартире Мечислава Стефаньского. Шли последние приготовления. Еще и еще раз Кузнецов внимательно проверял каждую мелочь. Он хорошо помнил, как при первом выходе в город тогда еще лейтенант Зиберт привлекал внимание всех встречных военных тем, что был в пилотке, а не в фуражке.

Кажется, сейчас все в порядке. Мундир хоть и не с иголочки, но отутюжен, хорошо подогнан. На плечах серебряные погоны обер-лейтенанта с одним рифленым кубиком. На груди слева, ниже кармана, приколот «Железный крест» первого класса. В петлю пуговицы борта продернута черно-красно-белая ленточка «Железного креста» второго класса. Так положено в германской армии – при получении высшей награды низшая уже не носится, только ленточка. Медаль «За зимний поход на Восток». Справа – отличительный знак, так называемый золотой, за тяжелое ранение. И все, разумеется, – и звания, и награды, и ранения – аккуратно вписано в солдатскую книжку. Так же тщательно проверяется оружие, хотя и предполагается, что дело обойдется без стрельбы.

Покончив с собственным снаряжением, Николай Иванович осмотрел товарищей. Струтинский уже давно привык к форме «стрельо» – немецкой военной автотранспортной организации. Ян Каминский и Мечислав Стефаньский облачаются в одежду офицеров рейхскомиссариата Украины. Она им внове, но Стефаньский – старый служака, свободно чувствующий себя в любой форме, а Каминский из тех молодых красавцев, которым мундир и расшитая фуражка всегда к лицу. У них тоже все в порядке.

– Как машина? – спрашивает Кузнецов Струтинского.

– Отлично выглядит, Николай Васильевич.

Струтинский знает, что скрывается за вопросом Кузнецова. Автомобиль «адлер» из гаража гебитскомиссара Веера. Для операции его пришлось перекрашивать, а это не так просто, как может показаться несведущему человеку. У разведчиков есть по этой части свои мастера – Василий Бурим и Григорий Пономаренко. Машину они перекрашивают таким, ими самими изобретенным способом, что никак нельзя сказать, что новая краска легла на ее бока лишь несколько дней, а не год тому назад. Где нужно царапину нанесут, где нужно – зашершавят. Что же касается номерных знаков – у Струтинского в запасе их всегда несколько, и гражданских учреждений, и военных.

Кузнецов смотрит на часы: двенадцать. Он встает. Пора.