Секретные коммандос - Джон Л. Пластер

К счастью, он не вставил детонатор в C-4, а то бы его разнесло. Тем не менее, алюминиевый корпус взорвавшегося детонатора усеял его осколками от лба до пояса, и он вопил всю дорогу до медпункта. Его быстро эвакуировали, и это было последнее, что мы слышали о нем. В расположении стало немного безопаснее, особенно для его ближайших соседей, которые давно боялись, что они все могут превратиться в дым.

Какими бы ни были наши выходки, подполковник Абт оказался на удивление терпимым, и когда мы узнали его получше, он показал себя таким же простым и порядочным, каким было мое первое впечатление о нем. Иногда по вечерам он сидел с нами в клубе, рассказывая о своем боевом опыте молодого пехотинца во время Второй мировой войны. Он живо описывал, как бросался под оливковые деревья в Италии, распластывался на земле, спасая жизнь, когда немецкие самолеты бомбили его подразделение. Он всегда был готов сыграть партию в метание подков, приглашая всех желающих. И как хороший лидер, Абт делал все, что мы от него ожидали, и даже больше.

В один из дней он появился на стартовой площадке Дакто как раз в тот момент, когда РГ "Гавайи" готовилась к заброске. В стерильной форме без знаков различия, с М-16 и полевым снаряжением он ничем не отличался от любого другого члена группы.

Любопытный лейтенант 4-й пехотной, очевидно, расстроенный тем, что никто не отдал ему честь, когда он проходил, прорвался к воротам стартовой площадки и потребовал сказать, кто разрешил нашим людям носить форму без опознавательных знаков. "Наш командир", — ответил Абт. Надменный лейтенант заметил, что на Абте нет собачьих бирок[52], а затем узнал, что ни у кого нет удостоверений личности. Довольно! Молодой офицер достал ручку и блокнот, чтобы записать имена всех, начиная с Абта.

"Абт", — весело ответил наш командир, — "то есть, Эй-Би-Ти, Фредерик".

"Ладно", — продолжил лейтенант, — "а теперь назови свое звание, приятель".

Совершенно ровно, как можно менее выразительно, Абт ответил: "Подполковник". Лейтенант моргнул, оторвал глаза от блокнота, затем закрыл его. Он не сказал ни слова, просто отдал честь, повернулся кругом и ушел. "Хорошего дня, лейтенант", — крикнул ему вслед Абт.

В тот момент, когда РГ "Гавайи" грузилась в вертушки, подполковник Абт залез внутрь, отправившись в путь вместе с ними. Однако к удивлению Один-Ноль Билла Делимы, когда они выпрыгнули на LZ в глубине Лаоса, Абт выскочил тоже.

Это был короткий, трехчасовой выход на оценку результатов бомбометания B-52, который Абт счел идеальной возможностью увидеть, как группа действует в поле. Он вел себя как еще один монтаньяр и молчал, за исключением тех моментов, когда спрашивал Гленна Уэмуру, что Гленн хочет, чтобы он делал дальше.

Позже, когда начальник SOG в Сайгоне узнал, что Абт отправился в Лаос, он основательно прожевал его задницу, но среди разведчиков не было ни одного, кто не сделал бы для Абта все возможное.

"Я питал к нему огромное уважение", — говорил позже Уэмура.

Моя группа, РГ "Иллинойс", выполнила еще пару задач в Лаосе и Камбодже, Бену всегда удавалось перехитрить преследовавших нас северовьетнамцев. На одном выходе, вместе с сержантом первого класса Майком О'Коннером, мы нашли недавно оставленные базовый лагерь на реке и привезли в пластиковом пакете образец почвы, который, как я узнал много позже, предназначался для проекта "Попай", программы ЦРУ по сбрасыванию с воздуха эмульгаторов, призванных покрыть вражеские дороги "супергрязью".

Затем Джордж Бэкон, так многому научивший меня, вернулся домой. Вскоре после этого Бен возвращался из душевой, когда я указал ему, что он забыл смыть мыло. Он посмотрел на меня, как в трансе, а затем, в шоке, на пену. Бен понял, что пришла пора повесить рюкзак на стену.

Бен хотел летать на Кови, но его не отобрали, поэтому он закончил свой срок инструктором в школе разведки SOG в Кэмп-Лонгтхань, недалеко от Сайгона. Так я остался единственным американцем в РГ "Иллинойс". Мою судьбу должны были решить Боб Ховард, исполняющий обязанности Первого сержанта разведки, и наш новый Первый сержант разведроты, Норм Дони, который был Один-Ноль в РГ "Флорида". Двумя годами ранее Дони попал на обложку журнала "Сага" за выдающуюся операцию, которую провел, будучи в Проекте "Дельта" и выполняя разведывательные задачи в Южном Вьетнаме. В ходе нее он вызвал сокрушительный авиаудар по вражескому батальону, выстроившемуся для утреннего построения на границе с Камбоджей.

Дони и Ховард не были уверены, что я готов, хотя у меня за плечами было семь выходов.

Среди моих сверстников первым, ставшим Один-Ноль, был Джон Сент-Мартин, который возглавил РГ "Нью-Йорк" с Один-Один Эдом Волкоффом и Один-Два Джоном Блаау. Их предыдущий Один-Ноль был ненадежным, последней каплей стал его отказ грузиться в вертушки в Дакто для высадки поздним вечером, настаивая, что осталось мало светлого времени. Абт снял его и вызвал Сент-Мартина по радио стартовой площадки.

"Ну что, тигр", — спросил подполковник Абт Один-Один РГ "Нью-Йорк", — "как думаешь, сможешь справиться?"

"Да, сэр!" — ответил Сент-Мартин.

"Окей", — сказал Абт, — "иди, задай им". Сент-Мартин провел успешный выход, обнаружив крупную линию связи и, предположительно, склад боеприпасов. В какой-то момент он едва разминулся с патрулем NVA и провел на земле целых семь дней. Его бывший Один-Ноль стал охранником на воротах с насмешливым прозвищем Девяносто-Десять — 90 процентов "показухи" и 10 процентов "дела".

Моего лучшего друга, Уэмуру, растили как наследника Билла Делимы в РГ "Гавайи". Он хорошо себя проявил, и мы знали, что через несколько недель он станет Один-Ноль.

Именно Боб Ховард сообщил мне эту новость, объявив: "Джон, когда ты будешь готов, ты сможешь возглавить любую группу в этой части, даже РГ "Калифорния". Он покачал головой. "Но не сейчас".

Это было не так уж и плохо, поскольку, как и половина людей в разведке, я не был уверен, что хочу стать Один-Ноль. На самом деле, лучшая должность была у Один-Один: не обремененный тяжестью рации Один-Два или обязанностями Один-Ноль, единственной заботой Один-Один был бой. Быть стрелком, Один-Один, было круто, идеально, все возможности сражаться и играть в хитрого подрывника. С другой стороны, зачем быть Один-Ноль? Он должен был иметь дело со штабом и командиром, беспокоиться о группе и плане, никогда не мог принадлежать самому себе. К этому престижному званию прилагалось много нежелательной ответственности: я не хотел, чтобы в моих руках оказывались жизни других людей. Было нормально рисковать собственной жизнью, но мне не нравилась мысль, что чья-то жизнь будет зависеть от моего решения. Я решил быть лучшим в мире Один-Один, ликвидировать