Гражданин Бонапарт - Николай Алексеевич Троицкий

прогрессивную политику <…>. В войне против могущественной Австрии он считал необходимым поднять против неё антифеодальные силы и приобрести для Франции союзника в лице итальянского национально-освободительного движения»[600]. С этой целью Наполеон, как заметил А.А. Жомини, «весь октябрь 1796 г. занимался внутренним устройством Италии»[601].

Речь в данном случае идёт не только о провозглашении новых республик, но и о политической ориентации старых. Так, генуэзскому дожу, который поддерживал Англию, Наполеон пригрозил «двинуться на Геную» и вынудил его подписать 9 октября 1796 г. договор, очень выгодный для Франции. Генуэзская республика «обязалась уплатить 4 млн ливров, закрыть гавань свою для англичан и открыть через свои земли свободный пропуск и войскам, и транспортам Итальянской армии». Таким образом, считал Наполеон, Генуя стала «плацдармом» для его армии[602], а все наполеоновские переговоры и договоры 1796–1797 гг. положили начало столь характерной для того времени «дипломатии генералов».

Тогда же, в октябре 1796 г. премьер-министр Англии Уильям Питт Младший, впечатлённый победами Наполеона, прислал в Париж своего довереннейшего дипломата лорда Джеймса-Гарриса Мальмсбери для переговоров о мире. Питт предложил заключить мир на условиях отказа обеих сторон от их завоеваний: Франция должна была отказаться от Голландии и Ломбардии, Англия — от французских колоний в Ост-Индии и Вест-Индии[603]. Любопытная деталь: «Мальмсбери, желая сохранить за Англией мыс Доброй Надежды, предлагал Франции взамен остров Святой Елены»[604]. Директория, однако, по инициативе двух своих членов — Ж.Б. Ребеля и Ф.О. Мерлена, — настроенных не в меру агрессивно, сорвала переговоры. Наполеон сожалел об этом: «Единственный представившийся случай остановить грозно возраставшее могущество Англии выгодным миром был таким образом упущен заносчивостью Ребеля и Мерлена»[605].

Несмотря на уже достигнутые поразительные успехи, Итальянская армия Наполеона оставалась стратегически и численно в трудном положении. «Едва разбивал я одну армию, на место её являлась другая, — вспоминал Наполеон. — С каждым моим шагом в пределы Австрии силы неприятельские росли, мои убывали. Правительство Франции поступало со мной, как некогда Сенат Карфагенский с Ганнибалом»[606].

Да, пока Директория присылала Наполеону подкрепления редко и малыми частями, гофкригсрат снаряжал против него одну армию за другой: вслед за Ж.-П. Больё и Д.С. Вурмзером был задействован с новой армией третий фельдмаршал — И.Н. Альвинци (1735–1810), герой Семилетней войны, как и оба его предшественника. Наполеон так обрисовал обстоятельства, при которых был призван спасать Мантую, Вурмзера и честь Австрии фельдмаршал Альвинци. Цитирую его записки: «За всеми курьерами, привозившими в Вену известия об успехах эрцгерцога Карла (в Германии. — Н.Т.), приезжали следом курьеры от Вурмзера с донесениями только о его поражениях. Весь сентябрь венский двор провёл в таких переходах от радости к печали <…>. Германия была спасена, но Италия потеряна <…>. Придворный военный совет понимал, что нужно предпринять чрезвычайные усилия. Он собрал две армии (! — Н.Т.): одну во Фриуле, другую в Тироле, отдал их под командование фельдмаршала Альвинци и приказал ему спешить на спасение Мантуи и освобождение Вурмзера»[607].

Фельдмаршал Иосиф Николас фон Альвинци считался тогда первым стратегом Австрийской империи (он преподавал военную науку императору Францу). Альвинци объединил под своим командованием силы двух армий, стянул все возможные резервы и повёл 60-тысячное войско на соединение с Вурмзером, который был заперт в Мантуе с примерно 25 тыс. человек. Наполеон имел тогда немногим больше 40 тыс. Хитроумно маневрируя, сбивая с толку противника стремительными перемещениями отдельных частей своей армии, он вынудил фельдмаршала рассредоточить свои силы и навязал ему генеральное сражение лишь при небольшом численном превосходстве с его стороны: 20 тыс. французов против 24 тыс. австрийцев[608].

Место этой баталии (деревня Арколе юго-восточнее Вероны) и дата (15–17 ноября 1796 г.) с тех пор навсегда вошли в историю войн и военного искусства. Кульминационным моментом битвы стал бой за Аркольский мост. Наполеон заранее рассчитал: взяв этот мост, французы могут по болотной, почти непроходимой долине р. Адидже выйти в тыл австрийской армии, что обеспечит им победу, ибо заставит австрийцев сражаться с перевёрнутым фронтом. Но мост защищала австрийская артиллерия — «так, что под картечным огнём, почти в упор, не только человеку, мыши нельзя было пробежать»[609]. После того как две атаки на мост гренадеров из дивизии Ожеро были отбиты, Наполеон сам схватил знамя и повёл солдат в очередную атаку. Рядом с ним шли генералы Ж. Ланн и Ж.-Б. Мюирон (адъютант главнокомандующего). Вокруг них по обе стороны моста падали убитые и раненые. Ланн, заслоняя собой Наполеона, был трижды ранен, Мюирон — убит. Сам Наполеон в сутолоке атаки упал с моста в воду. Солдаты и бывший с ним рядом брат Людовик едва успели его спасти. Но и эта, третья, атака на Аркольский мост была отбита.

«Мост не был взят. Значит, подвиг Бонапарта был бесполезен? — рассуждал об этом Д.С. Мережковский. — Нет, полезен в высшей степени: он поднял дух солдат на высоту небывалую; вождь перелил свою отвагу в них <…>, зажёг их сердца о своё, как зажигают свечу о свечу»[610]. Действительно, теперь им уже ничто не могло противостоять. Они взяли Аркольский мост (на этот раз их вёл вперёд израненный Ланн), деморализовали противника ударом с тыла одновременно с ударом в лоб и на третий день битвы принудили Альвинци к беспорядочному отступлению.

По разным данным, за три дня при Арколе австрийцы потеряли не менее 7 тыс. человек, но и потери французов превысили 4 тыс.[611] Ещё ни одна победа в Итальянской кампании 1796 г. не доставалась Наполеону ценой стольких усилий и потерь. Она и по значению стала одной из главных, решающих, переломных. Дэвид Чандлер посчитал её даже «высшей точкой кампании»[612]. Имя Наполеона зазвучало в Европе ещё громче, слава его засияла ещё ярче. Картина Антуана Гро (ученика великого Ж.Л. Давида) «Генерал Бонапарт на Аркольском мосту», написанная, можно сказать, по свежим следам в 1797–1798 гг., сразу обрела мировую известность.

Сам Наполеон (надо отдать ему должное) сохранял благодарную память о своих соратниках — героях Арколе. Когда ему, уже по возвращении в Париж, вручат на память об итальянском триумфе знамя, с которым он был под Арколе, он перешлёт его Ланну с таким письмом: «Под Арколе был момент, когда неопределённость победы потребовала максимальной отваги от командиров. Покрытый кровью и тремя ужасными ранами, Вы тогда покинули перевязочный пункт, решив победить или умереть. Я постоянно видел Вас в первых рядах храбрецов. Именно Вы первым во главе