Виктор Васильев - Загадка Таля. Второе «я» Петросяна

Шахматные законы незаметно начали становиться для Петросяна догмами. Из многих партий юного Петросяна уходила живая душа, они были чересчур, по-школярски, правильны. Если правда, что вся мудрость шахмат укладывается в три измерения — науку, своеобразное искусство и спорт, то у Тиграна наука и спорт в тесном содружестве подавляли эстетическое начало. Осторожный и рассудительный, он не хотел рисковать там, где, казалось, можно было добиться тех же целей более спокойными и надежными средствами.

Так постепенно начал формироваться тот стиль, за который его потом будут называть «железным Тиграном», «непотопляемым дредноутом». Стиль, который прежде всего обеспечивал безопасность.

Осенью 1946 года в Тбилиси состоялся полуфинал чемпионата страны, первый такой турнир в жизни Петросяна. Он находился в Тбилиси уже как гость — за несколько месяцев до начала турнира он переехал жить в Ереван. С Ереваном Тигран познакомился в мае, когда его пригласили туда сыграть вне конкурса в чемпионате Армении. Тигран учился в Тбилиси в армянской школе, на армянском языке. Дома у Петросяна часто собирались армяне. Тигран всегда интересовался историей своего народа, его древними традициями и обычаями. Не удивительно, что встреча с Ереваном произвела на него ошеломляющее впечатление. Впоследствии он припоминал, что, когда шел пешком с вокзала, его неожиданно взволновала даже такая, никем из ереванцев не замечаемая, деталь, что все вывески написаны на армянском языке.

Что говорить, Тиграну было жаль расставаться с Тбилиси. Это был город его детства и отрочества. Он был воспитанником Тбилисского Дворца пионеров, здесь он начал заниматься шахматами, здесь добился первых успехов. Играя в тбилисских турнирах, Тигран в поединках с Эбралидзе, Сорокиным, Шишовым, Пирцхалавой, Благидзе, Середой, Цинцадзе и другими тбилисскими шахматистами мужал, воспитывал в себе бойцовские качества.

Да, он любил Тбилиси. Но и нельзя было остаться равнодушным к сердечности, теплоте, преданности его новых ереванских друзей. Особенно подружился Тигран с тремя юношами — Кареном Калантаром, Эмилем Татевосяном и Володей Асатуряном. Все они были способными шахматистами, боготворили Тиграна, помогали ему обосноваться на новом месте. Первое время он и жил в семье Калантаров, где очень любили шахматы. Брат Карена — Александр Калантар был чемпионом Армении.

С большой симпатией отнесся к Петросяну и Каспарян. Он никогда не видел в Тигране соперника, конкурента, хотя было ясно, что с приездом Петросяна ветерану, скорее всего, придется уступить звание чемпиона республики. Может быть, это отчасти объяснялось и тем, что Каспарян находил наибольшее творческое удовлетворение не в практической игре, а в сочинении этюдов. Так или иначе, но маститый мастер очень дружелюбно встретил Тиграна, часто зазывал его к себе домой, показывал свои этюды, заготовки, делился планами, советовался.

Большую заботу о Тигране проявлял и Андро Акопян, один из зачинателей шахмат в Армении, тогдашний директор шахматного клуба. Акопян устроил его на работу инструктором, старался ускорить получение комнаты, беспокоился о том, чтобы Тигран вовремя поел, вовремя лег спать.

Преданным другом на всю жизнь стал для Тиграна Лорис Калашян — в ту пору студент, изучавший философию. Однажды в чемпионате республики Калашяну удалось победить Тиграна. Едва сдерживая радость, Калашян стал расставлять фигуры, собираясь вместе с партнером проанализировать партию, как вдруг Тигран вскочил и быстрыми шагами ушел к себе (он жил в небольшой комнате в том же здании, где шел турнир). Калашян пошел вслед за ним и застал своего друга в слезах.

Растерявшись, он не знал, как утешить Тиграна. И вдруг воскликнул:

— Неужели тебе не приятно, что твой товарищ стал кандидатом в мастера?

Это был самый сильный довод. Тигран улыбнулся, и друзья отправились побродить по вечернему Еревану.

Переехав в Ереван, Петросян вскоре сыграл матч с Каспаряном за звание чемпиона Армении и одержал победу со счетом 8:6. Армянская федерация шахмат ходатайствовала на основании этого о присвоении ему звания мастера, но Всесоюзная квалификационная комиссия (которую возглавил потом сам Петросян!) проявила осмотрительность и воздержалась от удовлетворения этой просьбы.

Итог выступления Петросяна в тбилисском полуфинале чемпионата СССР, кажется, подтвердил правоту этого решения: он оказался в числе последних. Петросяну уже приходилось слышать упреки в некоторой сухости игры, в излишнем практицизме. У него на это были веские возражения — спортивные успехи. Теперь его основной козырь был бит.

Внимательно проанализировав после окончания полуфинала свою игру, Петросян пришел к бесспорному выводу: оказывается, он слишком верил в «законы».

«Этот турнир дал мне очень многое, — записал Тигран в своем дневнике. — Я понял, что для достижения успеха нужна кроме таланта упорная повседневная работа, особенно над ведением сложного, с обоюдоострыми шансами миттельшпиля. Нужно научиться вести партии не только позиционно, но и играть на атаку, хотя бы и связанную с риском, ибо смелым принадлежит мир».

Очень, очень интересное, полное глубокого смысла признание! Петросян признается самому себе, что сбился где-то с правильного пути, переоценил роль чисто позиционных способов борьбы, пренебрег тактикой. Признается, что действовал несмело, боялся риска. Вспомним, что эти признания принадлежат юноше. В семнадцать лет шахматисты обычно отличаются удалью, благоразумие приходит потом. Петросян стыдит, подстегивает себя: «смелым принадлежит мир».

Все это были не просто слова. Тигран обнаружил в своем шахматном образовании серьезные пробелы. Разочаровался ли он в Нимцовиче и Капабланке? Нет и нет! Тигран ни на йоту не усомнился в правоте своих учителей. Но он понял нечто важное, чего не понимал прежде: что шахматы глубже, мудрее любых самых тщательно выверенных систем; что они своенравны, не любят подчиняться догмам; что Нимцович и Капабланка открыли для него своим творчеством лишь некоторые грани шахмат, а без познания других граней он не сможет идти вперед.

Петросян прощался с детством, со школярством, с упрощенным пониманием шахмат. Надо было снова браться за учение. Вслед за эрой Нимцовича и Капабланки наступила эра Чигорина и Алехина. Петросян пустился в романтическое плавание по бескрайнему океану сложнейших комбинаций и с радостью открывал для себя неизведанные земли.

Неизведанные? О нет! Он еще и еще раз убеждался в том, что муза комбинационной игры вовсе не чужда ему. Больше того, он в душе чувствовал себя тактиком.