Томас С. Элиот. Поэт Чистилища - Сергей Владимирович Соловьев
Томас С. Элиот. Поэт Чистилища читать книгу онлайн
Творчество поэта, драматурга и критика, лауреата Нобелевской премии Томаса Стёрнза Элиота (1888–1965), оказавшее глубокое влияние на современную западную культуру, соткано из противоречий, как и его биография. Принадлежа к американской элите, он не ужился в родной стране и уехал в Англию, где и окончил свои дни. Считаясь крайним модернистом, постоянно обращался к далекому прошлому и утраченной его современниками вере. Прославившись элитарностью и сложностью своих стихов, охотно впускал в них злободневные темы и разговорную речь. Первое подробное жизнеописание Элиота на русском языке наглядно демонстрирует, как тесно связаны его жизнь и творчество, образующие своего рода кольцо, которому сам поэт посвятил знаменитую строчку – «в моем начале мой конец».
Три монолога говорят о трех оборванных линиях жизни. Проповедь Будды – об огне бесплодных желаний. Заканчивается эта часть словами Блаженного Августина: «Господи, выхвати меня [отсюда]».
Кульминация этой темы – строка «The awful daring of a moment’s surrender» («Дикая смелость слабости [нашей] минутной») из пятой части, «Что сказал гром». Это аллюзия на эпизод Франчески и Паоло из «Ада» Данте и ответ на вопрос: «Что же мы дали?» («What have we given?»):
Datta: что же мы дали?
Мой друг, кровь, что стучит в моем сердце,
Безумная смелость слабости нашей минутной,
Которой вовеки благоразумию не перечеркнуть,
Этим, и этим только, мы существовали…
Паоло и Франческу объединяет общая трагедия. А «мы» вполне может относиться и к самому Элиоту с Вивьен.
Мужская тема в поэме тоже присутстсвует. Мужские образы, подобно женским, сливаются в один: «Одноглазый торговец, продавец изюма, переливается в Финикийского Моряка, а последний не полностью отличается от Фердинанда, Принца Неаполитанского (из “Бури”)…»[364]
Первые строки поэмы: «April is the cruellest month, breeding/ Lilacs out of the dead land» («Апрель – жесточайший месяц, [который] выводит/ Сирень из мертвой земли…») напоминают о встрече с Жаном Верденалем в 1911 году (сирень Люксембургского сада). Он, подобно богу старинных мистерий, тоже погиб «от воды» во время высадки десанта в Дарданеллах.
Остальные мужские персонажи более условны. Кто такой «Стетсон», которого окликает «я» в конце первой части? Все, что о нем говорится – «мы были вместе на кораблях при Милах». А еще «Стетсон – шляпа, короновавшая [Дикий] Запад… Этому стилю предстояло взять штурмом рынок ковбойских шляп и сделать мультимиллионером [ее создателя] Стетсона»[365]. Сарказм американца Элиота…
Эти персонажи (но не их символические значение) производят впечатление случайных, как мистер Евгенидес. Если у них есть характер и связанная с ним история, они – внешние по отношению к поэме (мифологические, как Терей и Тиресий, литературные, как Фердинанд). «Мужская сторона медали» в TWL отчеканена гораздо менее четко, чем женская.
Установка на фрагментарность заявлена в начале поэмы:
Сын человеческий,
Ты не знаешь ответа, тебе ведомы лишь
Осколки образов, где бьется свет.
(«Сын человеческий» – одно из именований Иисуса Христа.)
Разумеется, на нее обращали внимание комментаторы.
Эйкен: «Поэма получилась блистательная – за счет своей бессвязности, а вовсе не благодаря плану, за счет загадок, а не благодаря объяснениям»[366].
К. Брукс-младший: «Что касается персонажей и других символов, поверхностные соотношения могут быть необоснованными и, на первый взгляд, тривиальными; образовываться они могут за счет иронического сближения, случайной ассоциации, в бредовом видении, но в общем контексте поэмы проявляются их глубинные связи. Производимый эффект – эффект единственности опыта и единства всех фрагментов рождает ощущение, что поэма – правдива <…> утверждение веры рождается из смятения и цинизма – отнюдь не им вопреки»[367].
Паунд подключился к редактированию рукописи в Париже. Он стремился сохранить наиболее сильные в поэтическом отношении фрагменты, не считая фрагментарность недостатком. «Загадочность» способствует успеху[368].
Вычеркнутое им начало первой части напоминает главу из «Улисса» Джойса. Чувствуется ирландский колорит (воспоминание о Бостоне): группа молодых людей переходит из бара в бар, рассказчик пьян, его пытается уложить спать хозяйка публичного дома, а позже спасает от ареста заступничество влиятельного «мистера Донована». И только затем следует сохраненное «Апрель – жесточайший месяц…».
Вторая часть, «Игра в шахматы», сначала называлась «В клетке» («In the Cage»). В ней исправлений мало. Некоторые строки Элиот удалил по настоянию Вивьен, например: «The ivory men make company between us» («компания фигурок из слоновой кости между нами»). Но men – это также мужчины вообще.
Из третьей части полностью ушла линия про куртизанку и поэтессу Фреску, написанная рифмованными двустишиями в стиле А. Поупа.
Разбуженная пристальным лучом,
Мисс Фреска, белым поведя плечом,
Ему навстречу щурится, мигает
И, вспомнив сны любви, с истомою зевает…
(Перевод Т. Ю. Стамовой)[369]
От четвертой части («Смерть от воды», 96 строк) остались только последние десять, про «финикийца Флеба»:
Флеб Финикиец четырнадцать дней как умер.
Забыл крик чаек и зыбь глубокого моря,
И доход, и убыток.
Морские течения нежно
Перемыли, шепчась, его кости. Затерянный в горьком просторе
Миновал он и зрелость и юность,
Погружаясь в водоворот.
Язычник ты или живешь по Писанью,
Кто б ты ни был, держащий штурвал, взыскуя попутного ветра,
Помни Флеба: как ты, был он высок и прекрасен.
То, что осталось, нагружено символическими смыслами и литературными аллюзиями. Вычеркнутые строки отличались реалистической яркостью, но мешали символическому прочтению поэмы:
Погода королевская, свежий бриз,
И восемь наполненных парусов
Мыс обогнули и взяли курс
От Драй Сэлвейджес в сторону восточных берегов
< … >
– Наступило что-то вместо рассвета,
Другая тьма, текущая поверх туч,
И где-то впереди, там, где небу и земле
Положено встречаться, белая линия,
Длинная, белая линия, стена,
Барьер, к которому нас несло…
(Пер. Т. Ю. Стамовой)[370]
Пятую часть Паунд принял почти без изменений, отсоветовав что-либо добавлять – Элиот хотел включить стихотворение «Gerontion» в качестве вступления.
Паунд называл себя акушером, произведшим кесарево сечение[371].
В заключение – несколько примеров изощренной техники Элиота в сравнении с известными переводами.
«The Burial of the Dead» – название погребального чина в англиканской церкви. The Dead в английском языке может означать и единственное, и множественное число. А. Сергеев перевел «Похороны мертвого». Возможно, он хотел связать название с пародийным «трупом, посаженным у вас в саду» («corpse, planted in your garden») в конце первой части. Но ирония Элиота, созданная контрастом с торжественной церковной службой, была утрачена.
Другой пример. Одним из самых эмоциональных в поэме считается отрывок:
«Ты преподнес мне гиацинты год назад,
Меня прозвали гиацинтовой невестой».
– И все же когда мы
