Максимилиан Волошин и русский литературный кружок. Культура и выживание в эпоху революции - Барбара Уокер

Мандельштама, обвинение его в большевизме, в партийной работе – есть абсурд. Он человек легкомысленный, общительный и ни к какой работе не способный и никакими политическими убеждениями не страдающий [там же: 429–430].

На следующий день, прикрываясь своим аристократическим титулом (она была замужем за русским дворянином, недавно погибшим на войне) и в сопровождении Вересаева, которого за его дореволюционные сочинений белые уважали не меньше, чем красные, Кудашева отвезла записку Волошина в Феодосию. При дополнительной поддержке белого полковника, который отпустил Мандельштама при первом аресте, ей удалось добиться его освобождения [там же: 430].

Эта необычная история позволяет сделать множество выводов. Она свидетельствует о растущем личном влиянии Волошина в регионе. Еще более важным является то, в какой степени этим личным влиянием можно было пользоваться и злоупотреблять. Личная власть коренится в личных отношениях, и в этой еще только складывающейся системе персонализированной власти огромное значение имели запутанные родственные и любовные связи, а также упомянутые здесь мелкие ссоры из-за книг и посуды; от них могло зависеть решение вопроса жизни и смерти.

Глава 7

Волошин черпает силу в страхе (продолжение), а также более широкий контекст и результаты его деятельности

Пища

В раннесоветский период Волошин по-прежнему опирался на репутацию влиятельной личности, которую он создал себе во время Гражданской войны. Если сначала его целью было выживание в условиях физического насилия, то вскоре его внимание переключилось на другие, почти столь же насущные потребности: пищу и кров. Самой большой угрозой теперь стал голод. Стихотворение Волошина «Красная Пасха» живо передает жестокость тех первых советских зимы и весны 1920–1921 годов:

Зимою вдоль дорог валялись трупы

Людей и лошадей. И стаи псов

Въедались им в живот и рвали мясо.

Восточный ветер выл в разбитых окнах.

А по ночам стучали пулеметы,

Свистя, как бич, по мясу обнаженных

Мужских и женских тел.

Весна пришла

Зловещая, голодная, больная

[Волошин 1992: 93].

В эти месяцы общественная жизнь угасла как в доме Волошиных, так и в Коктебеле в целом. М. Н. Изергина, которую в 1921 году в поисках безопасности мать привезла в дом Макса, писала:

В этот год Коктебель, несмотря на то, что в окрестных дачах на побережье жило много народа, дачевладельцев, был совершенно пустынен. Хотя у Макса в доме жили художники и семья Кедровых, но все были разобщены; все держались за свои пайки, как бы кто-нибудь чего не съел. У Макса никто не собирался, тем более что Макс был болен. <…> Пра была тоже больна… [Изергина 1990: 457].

Это описание особенно примечательно тем, что ни Мария Изергина, ни ее мать, ни маленькая сестра не получали пайки. «Мы очень голодали», – рассказывает она, рисуя нам картину дома, находящегося в такой отчаянной ситуации, что двое детей оставались голодными, тогда как остальные избегали их из страха, как бы дети не попросили, чтобы им дали поесть [Волошин 1990: 456].

Похоже, что мало кто из интеллигентов пережил кризис 1920–1921 годов без ущерба для здоровья. Как рассказывает в своих воспоминаниях Изергина, в этот период и Макс, и Пра сильно болели, лишь ненадолго покидая свои комнаты. Макс так до конца и не поправился, а Пра скончалась в январе 1923 года в возрасте 73 лет. Однако Волошин не мог позволить себе разлеживаться в постели: ему вновь требовалось пустить в ход свои связи, чтобы добыть еду и, возможно, лекарства. Дошедшие до нас документы, собранные им после возвращения большевиков с их разросшейся бюрократией, рассказывают нам, как он этого добивался, одновременно продолжая укреплять свою способность хотя бы в малой степени держать ситуацию под контролем, сохраняя свой крошечный, но жизненно важный локус агентности или силы.

Большевики пришли в ноябре 1920 года. Самое позднее к январю 1921 года Волошин получил от Отдела искусства Феодосийского Отдела народного образования назначение на должность заведующего «по охране памятников искусства и науки» в Феодосийском уезде. Благодаря этому у него появились необходимые охранные документы. Наряду с основным удостоверением личности, полученным при вступлении в новую должность, в январе он стал обладателем еще одного удостоверения, выписанного Отделом народного образования, – командировочного предписания для поездки в Симферополь и Ялту, в котором говорится, что «Отнар-образ просит все железнодорожные организации, Военно-Ревро-люционные комитеты и т. т. Начальствующих лиц оказывать М. А. Волошину самое широкое содействие предоставлением вне очереди средств передвижения, продовольствия и т. д.»[153] Так он получил официальное право на обеспечение продовольствием, а также железнодорожными билетами и другой помощью во время поездки. Благодаря этому документу Волошин вполне мог получать продукты и другие предметы снабжения в Симферополе и Ялте в тех случаях, когда они были недоступны в Коктебеле.

В архиве Волошина множество подобных документов, датированных апрелем – июнем 1921 года. К сожалению, некоторые стали нечитабельными из-за воздействия воды или огня, но другие все еще можно разобрать, а содержание тех, которые прочитать невозможно, можно представить, опираясь на мемуары. Среди читабельных документов есть такие, которые удостоверяют и подтверждают полномочия Волошина как руководителя отделения литературного отдела Крымского Наркомпроса[154], организатора детских колоний в Коктебеле и Феодосийском уезде[155] и работника архива Феодосии и Феодосийского уезда[156]. Некоторые из нечитаемых документов могут относиться к деятельности Волошина в качестве преподавателя основанного большевиками практически сразу после их прихода федосийского Народного университета, который возглавил Вересаев. Вересаев позаботился о том, чтобы его друг Волошин получил должность преподавателя искусства Возрождения и читал лекции красноармейцам. Вся эта деятельность помогла Волошину выжить, расширить свои контакты с представителями власти и получить право на паек, который большевики выдавали строго в соответствии с системой рангов, основанной на полезности человека для достижения целей большевиков[157]. Это был важный шаг в сторону решения проблемы голода для него лично.

Однако он заботился и о других. Со временем он начал искать способы помочь другим страдавшим от голода и лишений, особенно друзьям из числа литераторов и художников. Впрочем, в то время ресурсы в Крыму были слишком скудны, чтобы можно было помочь голодающему и нищенствующему населению за счет связей на местах. Чтобы достигнуть своей цели, Волошину требовалось использовать личные связи далеко за пределами местных границ – с одной стороны, на Западе, с другой – в Москве.

В начале 1920-х годов на Запад пришло известие о голоде в России, которое послужило импульсом для возглавленного