Георгий Осипов - «Все объекты разбомбили мы дотла!» Летчик-бомбардировщик вспоминает

Ильин говорил:

— Командир, не проявляй храбрость, опасную для всего экипажа.

— Глупости! Ты знаешь, что я это делаю не из-за честолюбия. Лучше скажи, что ты боишься, — отвечал Ширан.

Я спросил комиссара, что он думает по этому поводу.

— С одной стороны, вроде бы и перевыполняет план и бьет проклятых фашистов, а с другой — нарушает приказ о выполнении боевой задачи. А ты, командир, как оцениваешь его поведение? — спросил Калашников.

Я ответил, что прямого нарушения приказа в поведении Ширана усмотреть нельзя, так как партия и военный совет фронта приказывают нам бить немцев как можно сильнее, что, собственно, и делает Ширан, и что при этом он проявляет исключительную смелость, тактическое мастерство, а вот то, что он не докладывает о результатах своих дополнительных ударов по врагу, — это плохо.

— Давай поговорим с ними обоими, — предложил Калашников.

Вскоре Ширан и Ильин стояли перед нами. Ширан держался с достоинством, как будто пришел за получением новой боевой задачи. Одухотворенное аскетически строгое лицо немолодого летчика, острый вопросительный взгляд из-под разлетов темных бровей олицетворяли натуру мужественную, стойкую, волевую, готовую смело идти навстречу врагу и победить его. Штурман Ильин стоял на полшага сзади. Наклоненная немного в сторону голова, опущенные глаза и безвольно опущенные руки выражали виноватое смущение.

— Доложите, товарищ старший лейтенант, результаты ваших штурмовок истребителей противника на аэродроме Морозовск, — обратился я к Ширану.

— Уже нажаловался, — сверкнув глазами в сторону Ильина, сказал Ширан.

— Ничего он не нажаловался! Докладывайте, — приказал комиссар.

— Три истребителя сожгли, а сколько повредили — не знаю, потому что не все самолеты противника после наших атак загорались, — доложил Ширан.

— Кто вам разрешил штурмовать самолеты на аэродроме Морозовск? — спросил Калашников.

— Никто. Я считал, что для этого просить разрешения не требуется.

— А почему не докладывали о результатах ваших штурмовок? — спросил я Ширана.

— Боялся, что товарищи и командование подумают, будто бы я хочу поскорее заработать себе орден, — ответил Ширан.

После этого я спросил у Ильина, почему он хочет перейти из экипажа Ширана.

— Если откровенно, то наш самолет не штурмовик, а бомбардировщик. И когда Ширан штурмует истребители противника на аэродроме, он сидит за бронеперегородками, находящимися и спереди, и сзади него, а я сижу впереди, как на балконе, ничем не прикрытый от огня зениток, а это не так приятно, — ответил Ильин.

— Ваша просьба о переводе в другой экипаж будет удовлетворена, — сказал я.

— Беру просьбу обратно и никуда из экипажа Ширана переходить не хочу, — тихо проговорил Ильин, глядя в пол.

Ширану я указал, что во всех случаях, когда боевое задание полностью выполнено, на обратном маршруте я разрешаю атаковать обнаруженные цели, но обязательно докладывать об этом после полета.

— Особенно надо атаковать в воздухе немецкие транспортные самолеты, с помощью которых немецко-фашистское командование пытается организовать снабжение группировки войск, окруженной под Сталинградом, — подчеркнул я.

Когда Ширан и Ильин ушли, Калашников сказал:

— Молодец наш Ширан, а мы с тобой, командир, немного недоработали с контролем. При выполнении каждым экипажем боевых задач одиночно самостоятельно нам надо усилить контроль за результатами боевых действий.

Я согласился с комиссаром и попросил его шума из-за случая с Шираном не поднимать, чтобы не вызвать у личного состава эскадрильи различных настроений, которые у некоторых могут быть и отрицательными.

После 2 декабря боевых задач полку не ставили. Из дивизии приказали готовиться к нанесению ударов по аэродромам противника с целью уничтожения главным образом бомбардировщиков и военно-транспортных самолетов, с помощью которых немцы пытались организовать снабжение войск, окруженных под Сталинградом.

Технический состав ремонтировал поврежденные в боях самолеты, а мы изучали разведывательные данные об аэродромах противника. По этим данным на аэродроме Миллерово отмечалось от двадцати до сорока бомбардировщиков, а на аэродроме Тацинская — от двухсот до трехсот самолетов.

8 декабря командир полка, вызвав меня и Гладкова в штаб, поставил боевую задачу:

— Приказываю всеми исправными самолетами без прикрытия истребителей бомбардировочными ударами уничтожить самолеты противника на аэродроме Тацинская. Запасная цель — железнодорожные эшелоны на станции Тацинская. Аэродром периодически прикрывается двумя-тремя барражирующими над ним истребителями Ме-109. Погода по маршруту и в районе цели: облачность пять-шесть баллов на высотах две-три тысячи метров. Командиры эскадрилий, как вы предлагаете выполнять боевую задачу?

— А почему опять без прикрытия истребителей? Цель-то находится в восьмидесяти километрах за линией фронта. Пока мы до нее долетим, «мессера» смогут нас расчехвостить, — не выдержав, спросил Гладков.

— Прикрытия не будет, потому что до цели у истребителей горючки не хватает.

— Как не хватает, когда они перебазировались на передовые аэродромы? — не унимался Гладков.

— Сказано, не будет истребителей, значит, не будет. Как предлагаете выполнять боевую задачу — в общем боевом порядке полка или по эскадрильям? — повторил свой вопрос командир полка.

Так как в этих условиях эскадрильи могли понести большие потери, я предложил выполнять задачу одиночными самолетами из-под облаков и из-за облаков с тем, чтобы каждый экипаж имел бы возможность уйти в облака от атак истребителей.

Предложение было принято Саломахой и Гладковым.

Летим к Тацинскому аэродрому. Шестибалльная облачность на высоте около двух тысяч метров способствует скрытному подходу к цели и внезапности нанесения удара.

На цель зашли с юго-запада. Фашистский аэродром обнаружили издали по столбам черного дыма от шести горящих немецких бомбардировщиков. Над аэродромом барражировали две пары истребителей противника. Наш заход для противника был неожиданным, и зенитчики обстреляли наш бомбардировщик только после сбрасывания бомб. От сброшенных нами бомб на стоянке загорелось еще два немецких транспортных самолета. Делаем контрольный снимок и ныряем в облака, так что истребители противника не успевают нас атаковать.

В этот день мы нанесли восемнадцать бомбардировочных ударов по самолетам на аэродроме Тацинская и по запасной цели, уничтожив и повредив 17 самолетов противника и разрушив вокзал на железнодорожной станции[98].