Атаман Платов. К 270-летию со дня рождения (1753–2023) - Михаил Павлович Астапенко

Турки, предвидя большое сражение с русскими войсками, сразу же начали укреплять свои позиции. Упираясь левым флангом в Дунай, вражеская позиция по фронту прикрывалась земляным валом. В полуверсте от окопов, в середине, располагалась сильная батарея. Еще одна батарея, поменьше, находилась впереди правого фланга.

В середине дня у Платова появился князь Багратион. С собой он привел девять батальонов пехоты, взяв их из корпуса генерала Маркова. Корпус донского атамана занимал выгодную позицию, но он, понимая, что в тыл может ударить гарнизон осажденной Силистрии, направил сильный отряд генерал-майора Лисаневича на туртукайскую дорогу с целью не допустить неожиданного удара в тыл корпуса.

Багратион и Платов осмотрели неприятельскую позицию. Впереди окопов, горя желанием немедленно начать бой, стояли конные турки, а в рытвинах, покрытых кустарником, концентрировались янычары. В русской армии к этому времени насчитывалось до четырех тысяч пехоты, двадцать пять эскадронов регулярной кавалерии и десять казачьих полков.

Противоборствующие стороны выжидали. Никто не хотел первым начинать сражение. В надежде выманить врага в поле Багратион приказал казакам атаковать турецкую кавалерию, стоявшую впереди окопов. С гиканьем и свистом понеслись донцы на турок, но противник благоразумно отошел за окопы: выманить неприятеля в поле не удалось. Наступили осенние сумерки.

Утром десятого октября Багратион начал атаку на вражеские позиции. В семь часов в сражение вступило пехотное каре генерал-майора А. Н. Бахметьева[480]. Сильным и дружным натиском и огнем его стрелки сумели вытеснить янычар из кустов, несмотря на плотный огонь неприятеля. Но другая группа янычар с саблями наголо стремительно ринулась на пушки, расположенные позади каре Бахметьева. Тут в дело вступили казаки Платова, поддержанные белорусскими гусарами и пехотой генерала Ланского. Турки были оттеснены.

Бахметьев, получивший небольшую передышку в связи с атакой донского атамана, со своими молодцами вручился в толпу турок и овладел вражеской батареей. Однако большую часть пушек турки сумели все-таки увезти. Оставшиеся орудия Бахметьев развернул против османов и открыл губительный огонь.

Сражение вскоре закипело и на правом фланге. Поле битвы осталось за русскими, но полного успеха достичь не удалось.

На другой день после Татарицкого сражения положение русской армии было нелегким. К туркам постепенно прибывали свежие силы, со дня на день ожидался подход главных сил верховного визиря Юсуфа. А это могло привести к полному окружению русской армии, немногочисленной и весьма ослабленной боями. Дождливая осень, непролазная грязь на дорогах, отсутствие в необходимом количестве продовольствия, болезни распространившиеся среди солдат, и без того осложнили положение русской армии. Оставаться на правом берегу Дуная было рискованно даже после одержанной победы. «Главный неприятель мой не турки, но здешний климат, – писал Багратион императору Александру. – Болезни до такой степени свирепствуют, что в некоторых баталионах имеется налицо здоровых не более восьмидесяти человек, а немалое число баталионов имеет едва комплектную роту, равным образом были баталионы, имевшие всего по одному или два здоровых офицера», – закончил Багратион свое послание[481].

Корпус Платова не имел теперь крупных дел с неприятелем. После Татарицкого сражения казаки вели постоянную разведку противника. Им удалось установить, что верховный визирь ушел в крепость Шумлу и до самого Туртукая турок не наблюдалось. Иногда из Силистрии прибегали янычары, очень голодные и мало боявшиеся своего начальства. Платов кормил перебежчиков, узнавая у них подробности быта силистрийского гарнизона и расспрашивая о своем знакомце Илик-Оглу.

Наступила зима, а с ней пришел и конец военной кампании 1809 года, тяжелого и не принесшего России решающих побед. Багратион отдал приказ расположить армию на зимние квартиры.

За заслуги в сражениях с турками в этой кампании Платов, как мы упоминали, указом от 29 сентября 1809 года получил чин генерала от кавалерии и орден Святого Владимира 1-й степени[482].

Сражения кампании 1809 года были позже опоэтизированы в казачьих народных песнях, которые широко стали известны в среде казачества:

Пишет, пишет султан турецкий царю белому,

И хочет султан турецкий русскую землю взять:

– Отберу я всю русскую землю,

В кременну Москву стоять пойду,

Поставлю своих благоверов по купеческим домам,

А сам я, султан, стану в Николаевском дворце!»

Затужился, загоревался Александрушка,

И пошел в кручине своей по кременной Москве,

И стал спрашивать посланца, турецкого майорина:

«Ты скажи мне, скажи, майорин, всю правду:

Много ли вашей силушки турецкой собралося?»

– Сорок тысяч батальонов, а эскадронов сметы нет!»

Тут Матвей Иванович Платов приподнялся,

И возговорил он своим громким голосом:

– Врешь ты, врешь, майорин, облагаешься,

Ты, майорин, дюже выхваляешься;

Я вашей силушки не боюся

И во славный Царь-град уберуся!»

– Ты не бойся, наш православный царь!

Встречать его пошли гренадерушков,

Подчивать его заставь канонерушков,

Стол поставь из медных пушечек,

А скатерти постели все лафетушки,

Закусочки им поставь мелкие пулечки,

А провожать их пошли донских казаков».

Матвей Иванович деятельно готовился к новой кампании против турок, но судьба распорядилась иначе: в конце 1809 года он заболел и «доктора находили даже в нем признаки чахотки». В начале следующего года «государь император… дозволил ему оставить Молдавскую армию и на Дону у себя взять покой; с тем, однако же, чтобы по восстановлению сил и здоровья он явился в Петербург, куда особого рода дела требовали его прибытия»[483].

Перед «Грозой двенадцатого года»

…Возможен мир между моим государем и Бонапартом, но невозможны любезности между мной и французскими генералами.

М. И. Платов

Находясь на Дону, в кругу семьи и занимаясь по мере сил текущими делами Войска, Платов провел несколько месяцев. Почувствовав «некоторое силам своим подкрепление», Матвей Иванович, исполняя волю императора, отправился в Петербург, «куда особого рода дела требовали его прибытия». Здесь он намеревался более основательно подлечиться у лейб-медика Якова Васильевича Виллие, с которым был знаком с предыдущего посещения Петербурга в конце 1806 года и которого в своих письмах именовал не иначе, как «любезный друг и истинный приятель»[484]. Именно Виллие, по просьбе Платова, нашел для Войска Донского «искусного и попечительного штаб-лекаря Нестерова, который оказал в военное и мирное время большие спасения жизни многих воинов услуги»[485].

В лечении прошло несколько месяцев, положительный результат был налицо. Биограф Платова Николай Смирный отметил, что «…медицинские пособия, оказаннные ему известным всей Европе лейб-медиком … Виллие, вскоре совершенно освободили его от всех недугов и телу его, старостью уже отягощенному,