Любовные истории в Стране восходящего солнца - Юлия Алексеевна Чернышёва

За ним подтягиваются подозрительные подростки, которые зловеще хихикают и подозрительная старуха, которая зловеще ворчит. Да вы не поверите, друзья! Сегодня утром я посмотрел на себя в зеркало и чуть было не вызвал полицию, так подозрительно я выглядел. Сегодня речь у нас пойдет об истории любви простой японской девушки и простого советского шпиона. Любовь эта оказалась сильнее смерти, но не будем забегать вперед. Итак, слушайте, слушайте и не говорите, что не слышали!

С чего же начать эту историю? Вопрос не такой уж риторический, как может показаться на первый взгляд. По всем правилам уместно было бы начать с места и обстоятельств рождения героев этой истории. Затем обстоятельно разобрать их жизненные пути и, наконец, подойти к их встрече, которая была предопределена самой судьбой. Но мы перемешаем все каноны построения рассказа и начнем совершенно иначе.

Про это редко вспоминают, но Япония принимала деятельное участие в Первой мировой войне на стороне Антанты. Более тридцати тысяч солдат императорской армии взяли крепость в осаду и принялись забрасывать ее тяжелыми снарядами. Немцы засыпали свинцом и сталью позиции осаждающих, устраивали прорывы морской блокады и проклинали вероломных японцев, от которых никто не ожидал такой подлости. Когда боеприпасы подошли к концу, гарнизон крепости сдался в плен и отправился в соответствующие места. Среди плененных тевтонов был и некий Карл Эрнст Кетель. Когда война закончилась и Германия погрузилась в вихрь революционного и контрреволюционного движения, он не пожелал ехать домой, посчитав, что нет ничего хуже родных мест, которые перестали быть родными. Оборотистый германец открыл в Токио бар-ресторан «Рейнгольд», где всякий желающий мог приобщиться к настоящей немецкой кухне, вкусив сосисок с квашенной капустой и пивом. Европейцы, которым осточертели самобытные и неповторимые кулинарные традиции Страны восходящего солнца, спешили к папаше Кетелю. Японцы, желавшие приобщиться к великой западной культуре, собирались в «Рейнгольде», проходя через огромную пивную бочку (вход в заведение был оформлен довольно остроумно) и недурно проводили время.

Последнее обеспечивалось не только ударными порциями сосисок с пивом, но и благодаря умело подобранному женскому персоналу. Хорошенькие хостес (хозяйки), способные поддержать приличную беседу, развеять мужскую печаль (не выходя за границы приличий), убедить гостя заказать что-нибудь достойное, придавали заведению папаши Кетеля интересную пикантность. Нельзя сказать, что подобный досуг был чем-то совершенно невиданным в Токио того времени, но, как бы то ни было, «Рейнгольд» процветал. В конце концов чем-то вроде этого занимались небезызвестные гейши задолго до появления первых баров, дансингов и ресторанов: развлекали гостей с помощью беседы, шуточек, музыки и алкоголя.

Миякэ Ханако прибыла в Токио в 1933 году. Родилась она в малопримечательном городке Курасики, в котором и прошли ее первые годы. Смерть отца, бедность, новый брак матери, не самый приятный отчим и постоянное стремление к лучшей судьбе. Попытка открыть свое собственное дело в виде кафе закончилась быстрым прогоранием заведения, и Ханако отправляется к огням большого города. Огни «Рейнгольда» оказались вполне привлекательными для двадцатидвухлетней девушки. Зарплаты своим ангелочкам прижимистый Кетель не платил, полагая, что милашки обойдутся и чаевыми, но обаятельная Агнесс (именно такой творческий псевдоним взяла себе Миякэ) не жаловалась на судьбу. Между тем судьба приготовила для Ханако главную встречу в ее жизни. 4 октября 1935 года в «Рейнгольд» заглянул какой-то иностранец, которому, как выяснилось, как раз в этот день исполнилось сорок лет. Печальные, но выразительные голубые глаза, высокий нос и выдающийся лоб, вьющиеся каштановые волосы – именно таким впервые увидела девушка Рихарда Зорге, заглянувшего в знаменитое на весь Токио заведение. Папаша Кетель представил Агнесс своего гостя, как и полагается в таких случаях, на стол явилось шампанское, и знакомство состоялось.

Интерьер ресторана «Рейнгольд» папаши Кетеля в Токио

Интересно, что Ханако не была сведущей в заморских наречиях, японский язык Зорге тоже был весьма далек не то чтобы от идеального, но и от условного «японского со словарем». Как же складывалось общение наших героев – вопрос вполне резонный. Ответ лежит приблизительно в той же области, где находится ответ на вопрос, относящийся к совсем другой эпохе и иным персоналиям. На каком языке Иван Васильевич Грозный общался со своей второй супругой черкесской княжной Марией Темрюковной? Как было справедливо отмечено во время одной из научных дискуссий, посвященных эпохе Грозного: «Иван Васильевич разговаривал на языке любви». Эти моменты встреч с кинематографической точностью прокручивались в памяти Ханако всю ее долгую жизнь, когда Зорге давно уже не было в живых.

Во время первого знакомства Рихард заговорил, смешивая английский и немецкий, заговорил с жаром, озадачив свою собеседницу, ибо, как и говорилось выше, запас иностранных слов, доступных для понимания, был у Ханако не так уж и велик. В дальнейшем, когда судьба сблизила наших героев, Зорге все же использовал японский язык. Словарный запас у нашего героя был вполне приличный, но тонкости хитроумной японской грамматики оставались недоступными, так что он пользовал краткие, довольно простые предложения, что, впрочем, не обедняло общение с новой японской знакомой. Когда сама судьба назначила двум сердцам быть вместе, такие мелочи, как неидеальный японский, не могут быть помехой.

Надо сказать, что Ханако любила музыку, и во время следующей встречи (покидая «Рейнгольд», Зорге предложил своей новой знакомой сходить за покупками и приобрести что-нибудь, что могло бы порадовать девушку) они отправились в музыкальный магазин пластинок, где Миякэ получила в подарок несколько пластинок с записями знаменитого тогда тенора Беньямино Джилья. Интересно, что в непредставимо далеком будущем, когда о подвиге Рихарда Зорге заговорят в полную силу, советские корреспонденты предпочитали рассказывать, что Миякэ Ханако остановила свой выбор на записях Шаляпина. Как и подобает во время таких встреч, следом за покупками последовал ресторан под названием «Ломайер», где иностранец немного рассказал о себе. Как выяснилось, он работал специальным корреспондентом в газете «Франкфутер Цайтунг». Начало романтических отношений? Вряд ли. Новые встречи, походы по магазинам, обеды в том же неизменном «Ломайере», разговоры о том о сем (насколько позволял своеобразный язык, который использовался Зорге и Ханако), а временами и визиты в «Рейнгольд», где Ханако снова оказывалась в роли хостес, а Зорге – в роли гостя, заглянувшего пропустить стаканчик-другой в гостеприимное заведение.

Над миром сгущались тучи, Япония неотвратимо сползала к грядущей войне, ибо тот путь, который избрала верхушка империи и армейские круги, не оставлял никакого выбора. «Когда на выбор есть два пути, выбирай тот, который ведет к смерти». Японская империя взяла на вооружение эту сомнительную самурайскую мудрость и бодро устремилась к своему краху. Впрочем,