Аквариум. Геометрия хаоса - Александр Исаакович Кушнир

вторая, в шесть часов утра, на прощание: “Не дай им сделать из этого очередной американский альбом”. То есть Дэвид всё время имел в виду, что предстоит что-то сделать».

Спустя неделю Гребенщиков уже ощущал себя «первым свободным русским человеком с 1917 года». Он жил на квартире у Шаффера, слушал много музыки, а по ночам посещал культовые клубы в Гринвич Виллидж.

«В Америку Борис прилетел в плохонькой белой дублёнке, которую бабушка купила ему на барахолке, — писала Людмила Харитоновна в своих мемуарах. — Мы ведь бедные были. В таких дублёнках в Ленинграде ходили милиционеры. И Кенни, встретив Борю в аэропорту, сразу же снял с него эту позорную вещь и сказал: “Для начала мы купим тебе пальто”». Вскоре Гребенщиков полностью акклиматизировался и перестал различать, где именно он находится — в Лондоне, Нью-Йорке или Лос-Анджелесе. Он чувствовал, что попал в настоящую сказку. Наверное, потому что с детства ему интереснее было не читать сказки, а жить в них. Он всегда мечтал стать персонажем из мифа, и на тридцать четвёртом году жизни его фантазии наконец-то обрели реальное воплощение.

«Мы представили Бориса сразу нескольким рекорд-компаниям и чуть было не подписали контракт с А&М, где в одном лобби рядом оказались Гребенщиков и Майкл Джексон, — откровенничал Шаффер в документальном фильме Long Way Home. — В итоге мы остановились на CBS Records, босс которого Уолтер Йетникофф сказал: “Это очень рискованная идея, но этим стоит заняться!”»

Любопытно, что Шафферу финансовые условия на лейблах PolyGram и A&M казались более привлекательными. Но с другой стороны, внук выходцев из России предоставлял своему далёкому земляку больше творческой свободы. Позднее Йетникофф признался, что не успевал ознакомиться с музыкой «Аквариума» и всё решилось на уровне глаз. Кроме того, будущим партнёрам нравился один и тот же сорт шотландского виски. В это пикантное обстоятельство можно не верить, но именно данный факт определил судьбу контракта. И жёсткий продюсер, выпускавший миллионными тиражами диски Пола Маккартни, Брюса Спрингстина и Майкла Джексона, дал уникальный шанс русскому музыканту.

«Вооружённый акустической гитарой и старыми записями “Аквариума”, Борис произвёл необычайно сильное впечатление на президента CBS Records, — писал в 1989 году журнал Rolling Stone. — В итоге компания Йетникоффа оказалась единственным лейблом, по-настоящему заинтригованным музыкой Гребенщикова. Или, может быть, им понравилась подоспевшая ко времени идея про “русского Боба Дилана”. Как бы там ни было, Борис подписал свой семидесятистраничный контракт с CBS Records, не прочитав ни единого пункта».

Таким образом, половина дела осталась позади — финансовый тыл был найден. Теперь партнёрам оставалось определиться с выбором продюсера. Это был важнейший стратегический момент. Кенни настаивал на кандидатуре Майкла Стайпа, а его коллеги советовали Боба Джонсона или Тони Висконти, которые сотрудничали, в частности, с Бобом Диланом и Марком Боланом.

«Когда мы продумывали будущую пластинку, я хотела, чтобы Борис записал акустический глэм-рок, — признавалась Марина Алби. — Я прямо-таки видела его в этом камерном минимализме, и мне казалось, что у Гребенщикова с его тонким голосом это получится лучше всего».

У Бориса, который первоначально настраивался исключительно на ознакомительную поездку, теперь разбегались глаза. И его, безусловно, можно было понять. Совсем недавно он убедительно заявлял во время квартирников, что не верит в существование Америки, а теперь его словно «выдернули из раковины». Попав в водоворот событий, он и сам до конца не понимал, что именно хотел получить в местном контексте. И по-прежнему в его голове крутилась фатальная фраза Боуи про «очередной американский альбом». В каком-то смысле Гребенщикову было весело и страшно, но всё расставил по местам Его Величество Случай.

«В Лос-Анджелесе я нечаянно встретился с Дэйвом Стюартом, и это событие определило музыкальное направление альбома, — рассказывал Борис в одном из интервью. — Отчасти потому, что группа Eurythmics по определенным причинам занимала в моём мире особое место. Искра проскочила, и работа началась. Дэйв жил неподалёку от студии и наложил соло-гитару на экспериментальный трек “Пепел” — на русском, но совсем другой вариант. Он записал такую крутую гитару, что я был сдут в пять минут… Потом он прислал письмо, что ему было бы интересно поработать. Это оказался второй реальный человек, с которым я хотел сотрудничать».

Со стороны казалось, что это — идеальный выбор. Несмотря на протесты Шаффера, Гребенщиков выглядел счастливым человеком. Ему нравился последний альбом Мика Джаггера, который спродюсировал Стюарт, он обожал пластинки Eurythmics, в которых его привлекало буквально всё: свежесть идей, аранжировки и даже пресловутый саунд восьмидесятых…

Как выяснилось позднее, для Дэйва Стюарта это тоже был вызов, и он буквально рвался в бой.

«Я был просто ошеломлен, ознакомившись с песнями Бориса, — уверял журналистов лидер Eurythmics. — Поскольку неожиданно услышал в них интонации старой английской музыки, о которых уже лет двадцать как забыл. С подачи Гребенщикова я стал ходить в фольклорные клубы и обнаружил там массу интересного. Фактически Борис вернул мне мои собственные корни».

Перед возвращением в Ленинград БГ всё-таки успел выступить в Нью-Йорке. Этот акустический концерт состоялся в советском посольстве, и критики считают его одним из лучших в международной карьере Гребенщикова. Вдохновлённый событиями последних дней, Борис исполнял под гитару свои песни и бойко отвечал на записки из зала. В партере в тот вечер восседали матёрые дипломаты, журналисты-международники, чиновники из ТАСС, сотрудники КГБ, а также члены их семей. В воздухе пахло дорогими духами, барственным пафосом и явным недоверием. Скажем прямо — контингент подобрался не самый простой…

Итак — чуть томный вокал, акустическая гитара и губная гармошка против ощетинившихся зубров советской номенклатуры. Гребенщиков осторожно начал выступление с «Золота на голубом», затем спел «Аделаиду», «Моей звезде» и «Трамвай». Ближе к финалу атмосферу смягчили несколько композиций Вертинского и «Чудесный вальс» Окуджавы. И когда сердца политической элиты растаяли окончательно, Борис с безупречной дикцией выдал «Сползает по крыше старик Козлодоев». Спел — как вбил гвоздь в крышку гроба советской власти.

За окнами незаметно наступал 1988 год.

ЗАЛОЖНИК РОК-Н-РОЛЛА

«Второсортный рок-н-ролл — это преступление».

Игги Поп

В Ленинград Гребенщиков вернулся в ковбойских сапогах, пробковом шлеме и с перевесом багажа на четыреста пятьдесят долларов. Несколько суток он рассказывал друзьям о своих приключениях, и эти истории казались настоящей фантастикой. Но, к сожалению, родина не дала своему пилигриму необходимого времени для релаксации. В феврале 1988 года всех накрыла страшная новость — с восьмого этажа выбросился Александр Башлачёв. Ему было двадцать семь лет.

Борис догадывался, что в последние годы череповецкий поэт остро ощущал депрессию, одиночество и давление вселенной. Жил как перекати-поле, в условиях тотальной