Энтони Бивор - Падение Берлина, 1945

В отчетах гестапо, распространявшихся среди лидеров нацистской партии, говорилось о растущем презрении немцев к своему руководству. Простых граждан возмущало, почему они должны умирать за тех, кто сам ничего не делает и находится в безопасности. Особенно резко высказывались в отношении так называемых "выдающихся людей"{321}. Попытки гауляйтеров поднять моральное состояние подопечного им населения были порой похожи на дурной анекдот. В частности, изобретались различные лозунги. В Бранденбурге, например, представителям нацистской партии предстояло мобилизовывать людей на борьбу с врагами со следующим воззванием: "Лучше свежий воздух фронта, чем духота квартир!"{322} Доктор Лей, заведующий организационным отделом национал-социалистской партии, представил перед фюрером план создания добровольческого корпуса "Адольф Гитлер", в который предполагалось набрать до сорока тысяч фанатичных волонтеров{323}. Он также просил Гудериана резервировать для новых добровольцев восемьдесят тысяч пулеметов. Не больше - не меньше. Гудериан пообещал ему это сделать, как только люди будут зачислены в боевые части. Однако он прекрасно понимал, что все слова Лея являются не чем иным, как пустой болтовней. Даже Гитлер не поверил в это.

На протяжении всех последних месяцев Геббельс был сильно обеспокоен исчезновением Гитлера из общественной жизни. В конце концов ему удалось убедить фюрера посетить фронт на Одере, в основном для того, чтобы запечатлеть это в хронике новостей. Визит Гитлера на фронт 13 марта проходил в обстановке величайшей секретности. Эсэсовские патрули обследовали всю прилегающую местность и выстроились вдоль дороги во время проезда машины фюрера. На этот раз Гитлер не встречался с рядовыми солдатами. Командующие соединениями были приглашены в поместье неподалеку от Врицена. Их собрали в большом доме, который когда-то принадлежал самому Блюхеру (прусский генерал-фельдмаршал, участник битвы при Ватерлоо. - Примеч. ред.). Военных сильно удивил вид осунувшегося фюрера. Один из офицеров отмечал, что лицо у Гитлера было белым, словно мел, а его глаза блестели, как у змеи{324}. Обстановку на фронте докладывал генерал Буссе, в походной фуражке и очках. Когда Гитлер заговорил о необходимости удерживать оборону на Одере, то генерал отметил, что для укрепления позиций использованы последние имеющиеся в наличии запасы вооружения{325}.

Речь Гитлера перед фронтовыми командующими окончательно истощила его силы. По дороге домой он не промолвил больше ни единого слова. По воспоминаниям его личного водителя, фюрер сидел, "углубившись в собственные мысли"{326}. Это был его последний выезд из города. Больше он уже никогда не покидал рейхсканцелярию.

Глава девятая.

Цель - Берлин

8 марта 1945 года, когда операция 1-го Белорусского фронта в Померании была в самом разгаре, Сталин неожиданно вызвал Жукова в Москву. Сталин выбрал для этого довольно странный момент: он отрывал командующего от руководства операцией. Прямо с центрального аэропорта маршал отправился на сталинскую дачу, где советский лидер восстанавливал силы после напряженной работы.

После того как Жуков рассказал Сталину о проведении Померанской операции и ситуации на одсрских плацдармах, вождь пригласил командующего прогуляться на свежем воздухе. Неожиданно Сталин заговорил о своем детстве. Когда они возвратились в дом, Жуков спросил, известно ли что-нибудь о сыне Сталина, Якове Джугашвили, который попал в немецкий плен еще в 1941 году. Сталин отрекся от него, чтобы у того появилась возможность выжить в плену. Но теперь его отношение к Якову, казалось, претерпело изменение. Он молчал некоторое время, а потом сказал, что Яков вряд ли вернется домой живым, убийцы расстреляют его{327}. По имевшейся у Сталина информации, немцы держали Якова изолированно и пытались заставить его изменить Родине. Потом Сталин опять некоторое время молчал и наконец заключил: "Нет. Яков предпочтет любую смерть измене Родине".

Когда Сталин говорил об имеющейся в его распоряжении информации, то, несомненно, имел в виду сведения, поступающие через Абакумова. А самые последние известия о Якове были получены от генерала Степановича, командующего югославской жандармерией{328}. Степанович был освобожден войсками Жукова еще в конце января. Затем его доставили в СМЕРШ для допроса. Некоторое время Степанович находился в одном лагере ( "Straflager X-C" в Любеке) со старшим лейтенантом Джугашвили. По словам Степановича, Яков держал там себя "независимо и гордо". Он отказывался вставать, когда к нему в комнату входил германский офицер, и отворачивался в сторону, если с ним кто-либо пытался заговорить. Немцы в качестве наказания посадили Якова в подвал. Несмотря на то что в германской прессе появились записи его интервью, он утверждал, что не отвечал ни на один из заданных ему вопросов. Вскоре Якова забрали из лагеря и перевезли в неизвестном направлении.

И по сей день вес обстоятельства его смерти досконально не ясны. Наиболее распространенной является версия, что он сам бросился на колючую проволоку, вызвав на себя огонь охранников. Возможно, что Сталин и изменил свое отношение к сыну, но он был по-прежнему безжалостным к тем сотням тысяч советских военнопленных, которым пришлось испытать не меньше, а то и больше страданий в германских застенках.

Сталин поменял тему разговора. Он сказал Жукову, что очень доволен результатами Ялтинской конференции{329}. Рузвельт был особенно дружественно настроен к нему. В комнату вошел секретарь Сталина Поскребышев. Он принес -на подпись какие-то бумаги. Жуков посчитал, что настал момент уходить. Однако именно теперь Сталин решил сказать маршалу, для чего, собственно, тот был вызван в Москву. Он попросил Жукова направиться в Ставку и сделать вместе с Антоновым все необходимые расчеты для проведения Берлинской операции. На завтра, на 13.00, была намечена новая встреча у Сталина.

Антонов и Жуков, которые понимали, что Сталин их торопит отнюдь не спроста, работали над планом операции всю ночь. На следующее утро Сталин изменил и время, и место совещания. Несмотря на свое слабое состояние, он сам приехал в Москву и собрал в Ставке целую конференцию с участием Маленкова, Молотова и других членов Государственного Комитета Обороны. Основной доклад делал Антонов. Когда тот закончил, Сталин высказал свое удовлетворение и дал распоряжение разработать необходимые приказы по войскам.

Жуков признается в своих мемуарах, что когда они работали над планом Берлинской операции, то принимали в расчет действия западных союзников{330}. Он даже говорит о том, что у советского командования существовало беспокойство относительно поведения британского военного руководства, которое все еще вынашивало планы захватить Берлин раньше Красной Армии. Но Жуков не упомянул, что 7 марта, за день до того, как его вызвали в Москву, части американской армии захватили мост через Рейн в Ремагене. Для Сталина стало совершенно ясно, к чему может привести столь быстрое преодоление союзниками рейнского барьера.