Федор Ушаков. Адмирал святого русского воинства - Коллектив авторов

заслуженному адмиралу, ни того, действительно ли она в то время существовала; но можем только присовокупить, что Ушаков принадлежал к тем поборникам славы русского оружия, которые глубоко проникнуты были строгим исполнением своего долга и основывали это чувство на высоких христианских началах и на беспредельной преданности государю и отечеству.

«Взятие крепости на острове Корфу произвело несказанное удовольствие в публике, – доносил государю Томара 16 марта 1799 года, – тем более что многие из министров турецких в последнее время открыто говорили, что крепость без надлежащей осады и обыкновенно употребляемых при атаке средств взята быть не может».

Султан Селим III, в знак особого своего благоволения, пожаловал адмиралу Ушакову драгоценный бриллиантовый челенг (султан или перо), соболью шубу и 1000 червонцев; кроме того, 3500 червонцев для раздачи офицерам и нижним чинам русской эскадры. Подарки препровождены были Ушакову при лестном письме верховного визиря33.

Впоследствии, и именно в июне 1800 года, перед возвращением русской эскадры в черноморские порты, жители семи Ионических островов, в знак признательности за освобождение от неприятеля и за утвердившееся у них правление, спокойствие и порядок, поднесли Ушакову через особые депутации: золотую шпагу, украшенную алмазами, и медали с различными надписями; при этом депутации произнесли речи, исчислявшие его заслуги, благотворительность и справедливость34.

Действительно, правдивость и приветливость привлекли к нему всех жителей; они с восторгом произносили его имя и беспрестанно выражали благодарность свою. Он ходатайствовал у государя о награждении многих духовных лиц, дворов и мещан крестами, медалями и разными подарками, за преданность и усердие к русской эскадре. Граф Булгари в особенности содействовал к покорению Корфу.

За несколько месяцев до поднесения Ушакову даров этих, некоторые жители острова Занте в октябре 1799 года поднесли лорду Нельсону шпагу и трость, украшенные бриллиантами, и в письме, подписанном шестью старшинами, называли его главным виновником изгнания французов из тех мест.

Ушаков не без огорчения узнал о поступке этом и приписывал его интригам английского консула на Занте, грека Форести, который, будучи облагодетельствован адмиралом, заплатил ему неблагодарностью. В письме к Томаре, от 25 января 1800 года, он говорит: «Наверное, полагать можно, что через хитрости Форести, и даже, вероятно, с понуждением, нашлись в Занте некоторые неблагоразумные члены правления из дворян, которые в угодность ему послали к лорду Нельсону шпагу и трость с бриллиантами, будто бы от всего общества, причем, по некоторым объяснениям, именуют его избавителем Ионических островов.

Нельсон принял это точно таким тоном, как бы письмо и объявление их принимает дороже всех драгоценностей и подарков, и хотя объяснения их в сущности несправедливы, но он их за то весьма благодарит, то есть сими словами сам себя называет настоящим их избавителем. Когда на прочих Ионических островах узнали о таковом худом и бесчестном поступке дворян острова Занте, писавших к Нельсону, с наименованием его своим избавителем, то все вообще обыватели беспредельно на них негодуют, почитая их глупцами или сумасшедшими».

Часть II

Документы и письма

Раздел 1

Ф.Ф. Ушаков в преддверии и начале Русско-турецкой войны (1787–1791)

Докладная записка капитана 1 ранга Ф.Ф. Ушакова с изложением мероприятий по борьбе с чумой среди морских команд в г. Херсонесе в 1783 г.

Во время свирепствующей здесь заразительной болезни минувшего 1783 года генеральными главной команды в разные месяцы и числа приказами частным командирам предписано употребить всекрайнее старание и расторопность в прекращении между служителями оной _болезни, что, исполняя я наиприлежнейше с неусыпным старанием, к пресечению оной и к предохранению вверенных мне служителей употреблял следующие способы.

Напервее, в сходство генерального приказа, всех команд служители из покоев выведены в степь со всем их экипажем, где для вверенной мне корабля № 4-го команды служителей, сделав я из камыша для каждой артели особыя палатки, расположил лагерем, как значится в плане 1 под литерой А. А дабы и из оных к лучшему сохранению людей разделить порознь, около каждой артельной палатки маленькие земляночки крытыя камышом в плане под литерою В; к разветриванию всего служительского платья перед лагерем и по сторонам оного поставлены деревянные козлы под литерою С; ко отделению на первый случай больных служителей от здоровых сделаны маленькие палаточки в стороне лагеря под литерою D. Для пользования больных перед лагерем же в довольном от оного расстоянии две большие и несколько маленьких землянок под литерою Е, а к выдерживанию следующих в карантине еще гораздо далее в степь расположил таким же образом особый небольшой лагерь под литерою F, при сих расположениях наблюдаемо было первое: по сделании служителям и всему их экипажу подлежащие окурки и очистки, люди помещены в палатки, а платье их все, кроме что на них во всегдашнем употреблении, к разветриванию развешено, на сделанные пред лагерем козлы. И чрез время несколько раз обмыто в реке. Перед палатками курился беспрестанно огонь для очистки, и служители над оным каждое утро и вечер окуривали все свое платье, кое на них в употреблении, а сами после окурки обмываясь уксусом в палатках, потому ж делана подлежащая окурка и очистка, постели все каждый день из палаток выношены на ветр.

Люди из одной палатки в другую отнюдь не соединялись, а других команд служители и к лагерю никто допущен не был, за покупкой съестных припасов и за водою посыланы с крепким присмотром при офицере в назначенный от меня поутру час, с наблюдением, чтоб со сторонними отнюдь никто не сталкивались, а проходили, сторонясь от каждого с таковою ж предосторожностью, и в необходимо нужные работы употребляемы были, и из лагеря никто без особой надобности и присмотра выпущен не был. О здоровье служителей наблюдалось всекрайнее смотрение, и как скоро примечен кто хоть мало нездоровым или сам скажется больным, оные ту ж минуту отделялись из лагеря в нарочно сделанные палатки каждый в особую порознь. Артель же служителей, из коей сказался вновь больной, не должна была отходить никуда из своей палатки, пока отделенный из оной человек не осмотрен будет порядочно, в какой оной болезни. По точном же рассмотрении больные отсыланы в госпиталь или пользованы при команде, а буде кто из таковых по несчастию оказался в опасной болезни, оные отсыланы в тяжелый карантин, оставите после их экипаж равно и те палатки, в которой лежал больной отделенным, и артельная, из коей был отделен, сожжены, а артельщики его отделены были от лагеря в легкий при команде карантин, который, как выше значит расположен палатками особо; где,