"Москва" над Берлином - Борис Николаевич Масленников

любовно называемом нами «Аннушкой». Летали мы бомбить фашистские позиции на подступах к Севастополю, на другие цели в Крыму. А к этому времени — в мае — противник прорвал нашу оборону в районе поселка Семь Колодезей, которая строилась и укреплялась всю зиму, и сбросил две армии Крымского фронта в пролив этот, Керченский… За десять дней — 8 мая начал наступление, а 18-го уже Керчь занял — сбросил… Уму непостижимо…　

Дорогие мои!.. Если бы вы видели… Я летал, как уже говорил, на ночном бомбардировщике ДБ-ЗА, хотя в то время мы еще ночью практически не летали, летали днем. И вот, пролетая над проливом, видел я страшную картину… Боже мой!.. Если кто-нибудь видел растревоженный муравейник… Вот такой муравейник полз тогда через этот пролив. Кто на чем: кто на доске, кто на покрышке автомобильной, кто вплавь… сколько там потонуло наших!.. Сколько погибло!.. Ни за что погибло, по вине командования фронта… Один Господь-бог это знает, да и тот, если он вообще существует, наверняка сбился со счета…

Да-а… Ну вот, сдали наши Керчь… А мы — летаем. На Старый Крым, на Судак. И опять на Севастополь. Город- герой, дни которого уже были сочтены…　

Много чего довелось мне повидать, прочувствовать, пережить. Вот, например, помню случай.　

…Отбомбились мы по переднему краю фрицев. Хорошо отбомбились. Все, вроде бы, в порядке. Но — не говори «Гоп!», пока не перепрыгнешь — на обратном пути забарахлил на нашем самолете мотор. И все мы — экипаж — от командира нашего до воздушного стрелка — оказались во взвешенном состоянии, в нерешительности: покидать самолет или продолжать полет. Выпрыгнем с парашютами — под нами занятая фашистами территория, возможен плен. Продолжим полет — можем разбиться, самолет еле-еле ползет, со снижением…　

Поэтому и командир наш то одно решение примет — одну команду подаст, то другую — ту команду отменит. То, значит, «Прыгать!», то — «Отставить прыгать!» И вот, подает он команду: «Всем прыгать!» — я надеваю свой съемный парашют. И сразу же в шлемофоне раздается вопль штурмана:　

— Костя!.. — это он командиру. — Дотянем до своих!.. Тут же татары!.. Ну, порежут они нас всех.　

— Хорошо, — отвечает командир, — попробуем…　

И — новая команда:　

— Отставить прыгать!　

Я — снимаю парашют.　

А мотор не только барахлит, но и гореть начинает, поэтому летчик его совсем выключил.　

И вот летим мы, вернее, не летим, а тащимся с потерей высоты на одном моторе боком, ну, «раком», по-нашему… Попробовал летчик опять второй мотор запустить, а тот снова вспыхнул-загорелся — верно, бензопровод перебитым оказался. Все же, с грехом пополам, на грани падения в любой момент, на предельно малых высоте и скорости перетянули мы Керченский пролив и плюхнулись в дремучие кубанские плавни около станицы Варениковской.　

А пока мы «ползли» — ночь наступила. Ничего не видно. А плавни камышовые — высоченные, метров так на три- четыре. И дорог никаких или там тропинок — нет. Вот мы и выбирались из этих плавней, с трудом раздвигая крепкие камышовые стволы, то и дело проваливаясь в воду то по колени, то по грудь… Двое суток выбирались…　

Ну, как бы там ни было — все это уже история. Главное — выбрались. Все живы и здоровы остались, и до полка своего — в Новотатаровскую — заявились. А нас, между прочим, не ждали, думали, что не вернемся мы с задания. В то время многие экипажи не возвращались…

Первые неприятности

Получилось так, что в конце 1943 года перевели меня в 6-й дальнебомбардировочный авиаполк.　

Летные экипажи полка размещались на окраине Кутаиси, на расстоянии двух-трех километров от аэродрома. А добирались мы до аэродрома по дороге Кутаиси — Самт- редиа.　

…Уже несколько дней я числился в списках 6-го авиаполка. И чувствовал себя несколько неуютно, одиноко. Мне ведь всегда общество друзей-товарищей требовалось. Отсюда и неуютность.　

И вот, в это самое время произошли у меня две знаменательные встречи с новыми однополчанами.　

Первая встреча приятно-неожиданная. Стою я как-то около столовой. Вдруг ко мне подходит невысокого роста такой парень и говорит:　

— Слушай, ты не Сальников?　

— Сальников, — отвечаю. — А что?　

— Ты в Свердловске жил когда-нибудь?　

— Жил.　

— На Малышева, 10?　

— На Малышева, 10.　

— А ты меня не помнишь?　

Я присмотрелся к нему — ничего, вроде, знакомого.　

— Знаешь, хлопец, — говорю, — не помню.　

— А тебе фамилия Свердлов что-нибудь говорит?　

— Как это что-нибудь говорит? Там у меня дворовые друзья были. Аба и Боба Свердловы.　

— Так вот, — говорит хлопец, — я и есть Свердлов. Только не Боба, а Борис.　

— Да брось ты… — изумился я, — Борька…　

А он:　

— Го-о-с-с-по-о-ди ж ты, боже мой! Ну бывает же такое…　

Обнялись… Я твержу: «Боря, Боря…» А он: «Леша…» Я: «Как, где был, как сюда попал, старики как?..»　

Вот так, в 6-м авиаполку встретил я своего друга детства. Когда-то — еще задолго до войны — жили мы с ним в одном дворе, в четвертых — шестых классах вместе учились, дружили, бегали друг за другом, дрались с пацанами из других дворов… И вот — встретились… В одном — сержантском — звании, в одной — стрелка-радиста — должности, в одной, как оказалось, эскадрильи… Чудеса, да и только!　

Вторая встреча — неприятная…　

Встреча с человеком, изрядно попортившим мне и так нелегкую жизнь фронтовую, встреча с начальником штаба полка майором Калиниченко.　

Я его — хотя три недели уже был в полку — и знать-то толком не знал, и видеть не видел… А вот пришлось и увидеть, и узнать.　

… В один прекрасный день, почему — не помню, — то ли я опоздал на автобус, который летный состав перевозил, то ли еще что — топал я пешим порядком на построение в полк. А в это время меня нагоняет колонна танков — в сторону моря двигается, на Самтредиа, Сухуми, Туапсе, ну, в общем, на передовую.　

А я иду, иду и вдруг — сам не знаю, как это вышло, — раз, поднял руку… И опять — нежданно-негаданно: бац! — танк останавливается.　

— Ты чего? — высунулся танкист из башни.　

— Парень, — взмолился я, — да вот, на построение полковое опаздываю, подбрось меня до аэродрома, по дороге ведь…　

Засмеялся тот:　

— Давай, садись, летун!　

Я быстренько на броню танковую взгромоздился. Сижу. Радуюсь — удачно-то как получилось. А любопытно: что там внутри-то у танка — заглядываю сверху…　

Командир танка заметил меня, ухмыльнулся, говорит:　

— Что, интересно?.. Лезь сюда, посмотри, как мы тут устроились…　

Залез я, конечно, в танк и —